Царь Удод, позаимствованный из комедии древнегреческого комедиографа Аристофана «Птицы», отослал на землю своих пернатых подданных. Птицы притворились людьми, люди возомнили себя птицами. Цель небесных пришельцев — власть над землянами. Взять ее надо незаметно, исподволь, действуя исключительно психологическими методами. Жертвами эксперимента оказались чеховские герои.
Марк Захаров обошелся с ними весьма вольно – кому-то дописал биографию, в ком-то объединил нескольких персонажей.
Ситуации «Попрыгуньи», «Хористки», «Черного монаха» стали поводом для театральной игры, о чем автор спектакля предусмотрительно предупредил в программке: «Великого русского писателя дразнил хоровод человеческих характеров – смешных, нелепых, злобных, прекрасных, великодушных… Они чем-то напоминали мне фантасмагорическую стаю разноперых птиц, летящих под облаками. Мне, как и английскому кинорежиссеру Хичкоку в его знаменитом фильме, птицы казались не только прекрасными созданиями – в нашу чеховскую фантазию влетело скопище человеческих слабостей и даже галлюционарных объектов».
Чеховские темы, подвергнутые то фельетонному, то сказочному переосмыслению, лишились чеховских полутонов и чеховской глубины.
Как будто что-то случилось с перспективой, и тонко прописанный пейзаж превратился в городской плакат.
Все стало грубее, прямолинейнее. Неслучайно один из основных героев «Небесных странников», художник Рябовский (сыгранный Виктором Раковым деловитым циником), ходит по сцене не с палитрой, а с ведерком белой краски и малярной кистью. Живописец, пришедший в ленкомовскую фантазию из «Попрыгуньи», привел с собой натурщика, дурачка Чикильдеева. В рассказе о нем всего несколько слов — в частности, что с него «можно варяга писать». Для Захарова оказалось достаточно. Из крохотного намека выросла заметная роль, порученная артисту Ивану Агапову. Его телеграфист без всякого образования и с диковатыми замашками, назойливо возникающий на сцене по поводу и без повода, — не иначе как олицетворение темных, варварских проявлений России-матушки, мучимой сразу несколькими психическими недугами. Все-таки нельзя не отдать должное умению Марка Анатольевича Захарова соответствовать моменту. «Уровень бреда в России превысил уровень жизни», — это крылатая фраза общественного деятеля, фермера Василия Мельниченко только что с триумфом облетела главные социальные сети. А в «Ленкоме» уже играют на эту тему занимательную сатирическую сказку.
Пространство сцены расчерчено деревянными зигзагами. Сценограф Алексей Кондратьев сложил из досок лабиринт, в котором жить нельзя.
Выход ищут бесконечно, но что ни поворот – то новый тупик. В каждой попытке взлететь таится угроза падения.
Здесь мечется и кружится попрыгунья Ольга Ивановна (Александра Захарова), нервная восторженная дамочка, вообразившая себя легкокрылой птицей. Здесь покорно наблюдает за происходящим Дымов Александра Балуева – великан с растерянными детскими глазами, похожий на пингвина. Его удивительное смирение – еще одна из диковинок загадочной русской души. Богемные гости Ольги Ивановны не по делу цепляются к слову «чин», вылетевшему из уст Дымова. И начинается:
«Чиновник, чиновник, это все чиновники во всем виноваты…».
О чем этот вороний галдеж? Конечно, не о чине титулярного советника честного врача Дымова.
Броские репризы, лобовые приемы сродни выстрелам, взрывам и прочим сильнодействующим средствам, излюбленным приёмам Марка Захарова. Садовод Песоцкий (превращенный Сергеем Степанченко во взъерошенного воробья) предчувствует, что земля скоро обагрится кровью; к Аристофану и Чехову примешиваются настроения Чернышевского. И даже Черный Монах (Дмитрий Гизбрехт) не брезгует прямым обращением в зал, призывая к всеобщей радости с интонациями партийного лидера.
Мятущаяся Ольга Ивановна испытает эту радость, соединившись с любящим ее Дымовым, но произойдет это уже после его смерти — то ли на том свете, то ли в воображении. А в реальности сплошная суета, внушенная неугомонными птицами, сбившимися с пути.
Несмотря на сумбур содержания, композиция представления выстроена безупречно. В нужный момент танцующие птицы ловко превращаются в кавалеров, закруживающих Ольгу Ивановну (танец в спектакле важен настолько, что хореограф Сергей Грицай значится сопостановщиком спектакля). В нужный момент вырастает из-под земли волшебный столб с властной головой Удода (Сергей Дьячковский). Вовремя рассказывается житейский анекдот, вовремя отыгрывается почти цирковая реприза. И музыка – то резкая, то задушевно мягкая — вступает в точном соответствии с партитурой действия (композитор Сергей Рудницкий).
Марк Захаров умеет держать зрителя в неослабевающем напряжении. Только не надо искать в «Небесных странниках» ничего чеховского, иначе можно попросту сойти с ума, подобно земным и небесным странникам, только что возникшим на ленкомовской сцене.