Цивилизация
Принято считать, что с этой постановки Нижинского на музыку Стравинского в 1913 году началась эпоха балетного новаторства. Фестиваль в Большом театре с участием трех иностранных компаний так и назван — «Век «Весны священной» — век модернизма». Большой собирался показаться с эксклюзивной «Весной» британского хореографа Уэйна Макгрегора, но тот отменил (вернее, перенес) свою постановку. На помощь пришла Татьяна Баганова, глава екатеринбургской труппы «Провинциальные танцы», неоднократная лауреатка фестиваля «Золотая маска». Она взяла в соратники питерского художника Александра Шишкина и согласилась поработать в отпущенные кратчайшие сроки. Многие артисты Большого сбежали после первой репетиции (в этом театре многие исполнители заранее не любят новаций).
Оставшиеся смельчаки были разбавлены танцовщиками «Провинциальных танцев».
Первое, что хотелось спросить у авторов проекта (слово «балет» зрелищу не подходит): отчего они не сменили название? В этой «Весне священной» нет ни весны, ни сакральности. И неизвестно, кто главный хореограф — Баганова или названный дизайнером Шишкин. Его объекты, то спускающиеся сверху, то выволакиваемые из дырки в стене, тут и есть главный танец. Шишкин вставил в картинку (точнее, свалил в кучу) спектакля многое из прежних эскизов, не имеющих к «Весне» отношения. А почему нет? Прикольно же. Это волшебное для многих современных творцов слово здесь явно ключ к пониманию.
Приделанная к музыке тема зрелища — жажда и попытки ее утоления — дает авторам возможность развлечься. На огромном пустом пространстве сцены (выстроена серая щербатая коробка) мелькают юноши в пиджаках без брюк и девушки в серых платьях.
Иногда они танцуют:
Баганова поставила довольно броские жесткие корчи с традиционным для нее встряхиванием длинными волосами исполнительниц и подметанием этими волосами пола. Но часто артисты просто стоят или бродят, даже если в музыке в этот момент яростно взрываются кульминации. По полу разбросаны пронумерованные холмики красной выжженной земли, в которые персонажи периодически зарываются носами, как страус в песок. Песок тоже есть: его вывозят в специальной емкости и в нем в отсутствие воды купаются. Вода, по замыслу авторов, — недостижимый мираж, который лишь под конец становится явью. Вначале будет треск, который издает некая фигура, из всех сил бьющаяся телом о гигантскую матерчатую каплю. Рядом стоит странное существо с громадной белой головой (из папье-маше, видимо), этот некто перекрывает доступ «воде». На стене, на высоте метров пятнадцати, висит гигантский пересохший кран, из которого в какой-то момент начнет свисать громадная капля: понятно, что при жажде воду представляешь в многократном увеличении.
Из-под колосников спускаются разного рода штучки: то черные парики, то необъятных размеров мужское бумажное лицо на деревянном каркасе, то стол с пластиковыми бутылками, то строительная люлька с баками.
В черные недра париков женщины просунут головы: без воды жизнь полна мрака.
Лицо исполнители порвут в клочья: если это бог, то почему он такой жестокий? Стол используется как подиум, по которому скользят животами. А из баков в финале льется долгожданная вода, в которой, фыркая от удовольствия, плещутся пропыленные исполнители. На краю этого перформанса скромно притулился Стравинский, который соавторов заинтересовал мало. Но на фоне фантастической, громоподобной партитуры (достойно исполненной оркестром Большого театра под управлением Павла Клиничева) «приколы» выглядели мелкотравчато.
Перед «Весной» ГАБТ показал «Квартиру» — ту, самую, что знаменитый шведский хореограф Матс Эк впервые представил в Парижской опере в 2000 году. Автор этих строк шел на премьеру с опасением. Казалось бы, нет ничего естественней того, что современный балет идет в рамках проекта, отмечающего столетие начала современности. Но, помня консервативность нашей публики, особенно премьерной и особенно в Большом театре, помня выкрики «позор» на «Руслане и Людмиле» Дмитрия Чернякова, представлялось: зрители не выдержат у Эка многого. Например, биде на авансцене, в которое танцовщица засунет голову, или обугленного младенца, доставаемого по ходу действия из духовки.
Но в этот раз публика оказалась на высоте.
Она восторженно приняла емкую смесь абсурда с юмором, составляющую суть «Квартиры». И без всякого энтузиазма, дежурно-вежливо, похлопала разжиженной невнятной «Весне».
Название балета Эка — «Appartement» — не поддается однозначному переводу. С одной стороны, это несомненная «Квартира». Но в то же время a part по-французски — «отдельно», «врозь». Сам Эк говорил о «взаимосвязи различных событий». Балет как минимум сделан про буквальные коммунальные будни. А как максимум, посвящен трагикомедии повседневности, которую каждый испытывает на себе, даже не сталкиваясь с родственниками на одной жилплощади.
На сцене предметы и помещения — туалет, кухня с плитой, гостиная, дверь, ведущая в никуда. Одна условная комната от другой отделена занавесами, через которые исполнителям нужно пробраться.
У последнего занавеса сидит шведская группа Fleshquartet и играет живую музыку — любопытный коллаж из джаза, хард-рока, попсы и классики.
Вокруг предметов развертываются драмы и льются невидимые миру слезы. Вот женщина, сутулясь и всплескивая руками, нервно мчится вокруг биде, и белоснежный предмет становится неоднозначным знаком судьбы, даже призраком очищения. Вот мужчина расслабленно лежит на кресле перед воображаемым телевизором, и в танцевальном монологе этого одиночки, беседующего с экраном, будто слышны все человеческие комплексы. Вот пара рутинно ссорится, изматывая друг друга в перекидывании нарочито тяжелых тел, а черное детское тельце из духовки — знак то ли аборта, то ли сгоревшего чувства. У двери мнется женщина, она боится постучать, потому что не хочет быть отвергнутой. Эмоции дуэта, следующего за этим, каждый в зале может примерить на себя: невозможно не узнать атмосферу проб и ошибок, сопутствующую любовным отношениям. Расслабление происходит на марше группы девиц с пылесосами: их уборка, напоминающая ирландский танец из шоу Майкла Флетли, искрится комизмом. А нелепый и прекрасный общий вальс участников спектакля отсылает к моменту его замысла: Эк задумался о «Квартире», сидя в парижском бистро и наблюдая за пестрыми уличными сценками.
Не все артисты Большого справились с фирменной хореографией Эка, наполненной телесными «вульгаризмами». Кто-то норовил протащить бессознательные привычки балетного принца, другим не хватило жесткой энергии жестов и поз, третьи не поняли, в чем фишка непривычной координации. Но в итоге парадоксальным образом все как-то сложилось и «прозвучало», наверное, потому что на сцене не было людей, не увлеченных работой. Международная звезда Диана Вишнева приехала в Москву ради «Квартиры». Прима давно мечтала станцевать балет Эка и ради осуществления мечты смиренно трудилась в гуще прочих артистов. Дуэт Вишневой с Денисом Савиным (он был, пожалуй, лучшим среди танцовщиков-мужчин) запомнился взаимной самоотдачей участников. И это главное в балете про неизбежность человеческой витальной силы в невыносимой легкости бытия.
