Цивилизация
Слово «Продолжение» в названии спектакля, по словам его автора Варвары Фаэр, вовсе не означает преемственности с прошлым спектаклем о панк-группе, поставленным в «Театре.Doc»: оно, по словам режиссера, относится к самим героиням спектакля. Им же была посвящена постановка «Хамсуд. Продолжение», вышедшая после окончания судебного процесса: главными рассказчиками той постановки стала знаменитая тройка адвокатов — Виолетта Волкова, Марк Фейгин, Николай Полозов. Обе постановки были сделаны в жанре «свидетельского театра» — на сцену выходили реальные участники событий. Для «Театра.Doc» нынешняя постановка уже пятая в этом жанре: помимо «Хамсуда» площадка делала постановки с участием активистов «Оккупай. Москва», «Случай с моим другом» Сергея Шаргунова о деле Леонида Развозжаева, а также спектакль, посвященный митингу 5 декабря 2011 года, в которой задержанные активисты рассказывали об акции и пребывании в спецприемнике. Варвара Фаэр — кинодокументалист и театральный режиссер, в послужном списке которой сатирическая постановка «БерлусПутин» по пьесе Дарио Фо. Режиссер рассказала «Газете.Ru», какие сюжеты легли в основу «Pussy Riot. Продолжение», как в России может существовать свидетельский театр, и о том, что нельзя показывать, а можно только сыграть.
— Формат, в котором будет проходить ваш спектакль, называется «свидетельский театр». Кто в данном случае «свидетель»?
— Свидетелей много: будет участница группы Катя Самуцевич, Таисия Круговых — режиссер-документалист, которая года четыре дружит с Pussy Riot и неоднократно ездила в колонию к Маше и Наде. Будут два человека из «группы поддержки», а также человек по имени Серое Фиолетовое; во время акции группы «Война» под названием «Памяти декабристов» в «Ашане» он изображал труп вешаемого еврея и гомосексуалиста в одном лице. Будет художник Антон Николаев, сотрудничавший с «Войной» и хорошо знающий Надю Толоконникову, а также подруга Маши Алехиной. Будет Настя Кириленко — корреспондент прежней команды «Свободы». Сейчас решается вопрос о том, придут ли родители девушек.
— Почему вы называете это спектаклем? Чем это отличается от, скажем, пресс-конференции или творческого вечера?
— Это будет довольно четкое и структурированное действие с жестко закрепленными мизансценами. Мы с моим соавтором Миленой Цховреба будем направлять спектакль. Все герои сидят в первом ряду зрительного зала, а мы втроем с Тасей Круговых сядем перед залом как вспомогательные единицы, модераторы.
Будет видео: Тася Круговых снимала визит в обе колонии. Кадры будут дополнены личными впечатлениями, которыми можно поделиться только на словах, потому что снимать в некоторых местах было нельзя. Это, кстати, очень любопытный персонаж — Круговых во время спектакля ее сыграет. Есть также фотографии и рассказы Круговых и активистов. Тася будет своего рода экскурсоводом по этому виртуальному пространству.
То, что нельзя снимать, мы постараемся рассказать или разыграть. Например, сцену свидания с Надей, на которой снимать было запрещено: оно проходило в присутствии женщины в бушлате, такого молчащего «жучка» с красными губами. В этой поездке было многое, чего нельзя говорить, но что можно передать через маленьких персонажей вроде этой женщины или начальника колонии. О том, как Надя себя там чувствует и какое к ней отношение.
— Почему о чем-то нельзя говорить? Что за цензура?
— Впрямую о некоторых вещах говорить нельзя, иначе Наде будет хуже. Примерно такая же ситуация у Маши, но она вообще в одиночке и лишена человеческого общения.
После рассказов о визитах в колонии будет раздел под рабочим названием «Тем временем» — там мы, например, покажем фрагмент интервью Путина каналу Russia Today, в котором он рассуждает о неприличном названии группы Pussy Riot и «вешании евреев». И встык опровержение от Маши Алехиной, с разъяснением названия и смысла акции...
После этого мы переходим к художественным, драматическим портретам девушек. На сцену будут выходить те люди, которых знают именно эту девушку. Мы выбрали такую форму: когда актер играет в фильме или в спектакле, то у него всегда есть вопросы по персонажу, на которые режиссер должен ему ответить, чтобы актер понял, что ему играть. И поскольку мы «работаем» над образами девушек, то мы, я и Цховреба, будем свидетелей спрашивать именно по этим пунктам; даже если свидетели на какой-то вопрос отказываются отвечать, то это тоже ответ. Там уже есть масса наблюдений и историй про каждую девушку, они очень разные.
Ну и закончим мы с легким сердцем и на веселой ноте: в финале спектакля обыгрывается акция Pussy Riot, которая не была популяризирована так широко, как акции на Лобном месте или в храме Христа Спасителя. У них еще в 2011 году было выступление напротив изолятора временного содержания. Потому что всё, что будет перед этим, конечно, очень удручающе.
В конце спектакля мы пригласим всех зрителей на сцену, чтобы они перемешались с участниками и могли задавать им свои вопросы, что называется, на короткой ноге. Чтобы возникла такая хорошая туса.
— То есть вы даете еще один повод смешать зрителей и публику — это сознательно?
— Вот смотрите. В конце 2011 года, когда мы делали спектакль «Освобождение» по мотивам после 5 декабря 2011 года и последовавших за ними задержаний на 15 суток, бывшие узники спецприемника — Яшин, Чернозуб, Верзилов и другие — принесли свои свежие эмоции и выкатили их в зал. Это было очень заразительно, потому что свежо. А вот когда мы делали «Хамсуд. Продолжение» — первый свидетельский спектакль про процесс над Pussy Riot, пришли их адвокаты и действо постоянно норовило съехать в сторону пресс-конференции. Получилась своего рода «встреча со зрителями»: вот артисты на сцене, вот публика в зале рядком. Полозов, Волкова, Фейгин — яркие, артистичные персонажи, прекрасные ораторы, быстро приковали к себе внимание.
В «Освобождении» такая конфигурация имела смысл: люди, только что вышедшие из застенков, делились свежими эмоциями, и это было очень театрально. В случае же с нынешним спектаклем мы имеем дело с арт-средой, совершенно бесконтрольной и анархичной. Понятно, что здесь нужно было всё четко продумать. И это меня толкнуло на такую форму.
— Насколько «свидетельский театр» в данном случае может считаться театром, а не, скажем, видом СМИ?
— Есть некий драйв и импульс, который заставляет людей в этом участвовать. Свидетели — это краски на полотне. Это просто набор красок, который ты кладешь в определенной форме и в определенном месте, и получается цельное полотно, картина.
Есть «нетеатральные», несценичные люди: кто-то из них может быть героем документального кино, а кто-то просто скучен, и его ни с какой стороны не повернешь. Мы же нашли способ этих нетеатральных людей определенным образом представить. У нас сочетание театральных и нетеатральных людей — мы нашли способ это сделать, чтобы было интересно. И всё возможно. Использовать в театральном контексте нетеатральных людей — всё равно что ставить телефонную книгу. Но ведь это на самом деле интересно, как и делать театр из реальных людей.
Повторить этот спектакль будет нереально.
— Почему? В Россию приезжала группа немецкая группа «Римини протокол» со спектаклем «Проба грунта в Казахстане»: там «свидетели» становятся артистами, получают пусть и свой собственный, но фиксированный текст, берут отпуска и ездят играть. В случае «Pussy Riot. Продолжение» речь идет об одноразовом событии?
— Да. В том числе и потому, что ситуация постоянно меняется. 16 января будет суд по делу Маши Алехиной, 13 января будет «Марш против подлецов». Мы бы и рады, может быть, сделать спектакль, который можно повторять, но он будет слишком быстро обрастать подробностями.
Ну и смысл у спектакля немного другой: это политический театр, цель создателей «Pussy Riot. Продолжения» — эмоционально воздействовать на власть. Вопрос проката спектакля тут, прямо скажем, не совсем главный.
— Воздействовать? Но ведь один из столпов «документального театра» — так называемая «ноль-позиция», когда театр воздерживается от навязывания зрителю своей точки зрения, давая ему вместо этого карту мнений...
— Во-первых, «ноль-позиция» — не священная корова для «Театра.Doc». Правила устава — они, знаете, для того чтобы через них прорываться. Во-вторых, у меня в спектаклях никогда «ноль-позиции» и не было. У меня всегда есть авторская позиция, но мне не обязательно ее навязывать, я же могу ее изложить. Когда я поставила «БерлусПутина» — у меня была позиция. Когда мы делали «Хамсуд» — у меня была позиция.
— Не боитесь, что провокаторы придут?
— Не боюсь. Игнорирую.
