Цивилизация
Собирателей искусства можно подразделить на несколько категорий: бывают среди них фанатичные любители и страстные подвижники, прагматичные инвесторы и хвастливые богемщики, азартные рыночные игроки и даже инстинктивные стяжатели.
Михаила Барышникова, пожалуй, ни к одному из этих типов отнести нельзя — в первую очередь из-за того, что сам он себя серьезным коллекционером не считает.
Для него приобретение художественных произведений — лишь персональная отдушина, строительство субъективного и довольно камерного мирка, находясь в котором он может испытывать душевный комфорт.
Задача отнюдь не масштабная и не стратегическая. Однако если личность значительна и к тому же же чрезвычайно артистична, плоды этих ненатужных действий непременно вызывают интерес у окружающих. Как известно, любая коллекция искусства становится своего рода портретом ее хозяина, даже когда последний ничего подобного не подразумевает. А Михаил Барышников — как раз тот человек, чей условный «портрет» всегда занимателен.
Как и у целого ряда других деятелей культуры, родившихся и работавших в СССР, биография Барышникова делится на периоды «до» и «после».
В 1974 году, будучи на гастролях в Торонто, премьер-танцовщик Кировского театра принял решение не возвращаться на родину и попросил у канадских властей политического убежища. Спустя несколько недель он уже танцевал с Натальей Макаровой, тоже «невозвращенкой», на сцене нью-йоркской «Метрополитен-опера» в спектакле «Жизель», поставленном труппой Американского балетного театра. Заокеанская карьера Барышникова оказалась чрезвычайно успешной — не только с позиций славы и материального достатка, но и в творческом отношении. В отличие от советской ситуации он мог теперь выбирать для себя репертуар и сотрудничать с теми хореографами, которые представлялись ему значимыми и эстетически близкими.
Едва ли следует удивляться тому, что в Штатах Барышников неуклонно эволюционировал от классического балета в сторону современного танца, выступив важной фигурой этого направления.
В 1990 году он вместе с хореографом-модернистом Марком Моррисом основал труппу White Oak Dance Project, которая стала одним из важнейших заокеанских проектов бывшего премьера Кировского театра.
Весьма вероятно, что вклад Барышникова в развитие балетной хореографии еще только предстоит оценить по-настоящему, хотя славы ему и так не занимать. Стоит поинтересоваться у среднего американца, кто из ныне живущих русских более всего существен для глобальной культуры, — ответом почти наверняка будет «Миша», как именуют Барышникова в США.
Видимо, прав оказался Иосиф Бродский, выдавший своему другу в 1976 году стихотворный совет напополам с панегириком: «Как славно ввечеру, вдали Всея Руси, Барышникова зреть. Талант его не стерся! Усилие ноги и судорога торса с вращением вкруг собственной оси рождают тот полет, которого душа как в девках заждалась, готовая озлиться! А что насчет того, где выйдет приземлиться, — земля везде тверда; рекомендую США». Адресат этого поэтического посвящения ответных славословий вроде бы не издавал, но внимательный зритель обнаружит на выставке контурный рисунок Бродского «Увольнение на берег». Таким образом, история отношений продолжается и после смерти одного из двух прославленных конфидентов.
Америка действительно послужила Барышникову твердой почвой, хотя он давно уже превратился в космополита с русскими корнями, о которых не забывает тем не менее. Любопытно, что его художественная коллекция демонстрирует именно такую конфигурацию, причем впервые:
прежде этот набор произведений видели только друзья и хорошие знакомые владельца. Здесь немало российских и французских имен: Михаил Ларионов, Наталия Гончарова, Сергей Судейкин, Александр Бенуа, Рауль Дюфи, Жан Кокто.
Есть и другие европейцы — например, испанский художник Антони Клаве с эскизом театрального костюма. Урожденных американцев, кажется, нет ни одного, зато найдутся авторы, связанные с Соединенными Штатами крепкими биографическими нитями. Помянуть хотя бы сюрреалиста и метафизика Павла Челищева, обретшего громкую известность именно там, — или еще Михаила Шемякина, российской аудитории более знакомого.
Словом, посредством коллекции Барышников «портретирует» самого себя очень даже убедительно, почти натуралистично, повторяя помимо сознания (скорее всего, помимо) канву собственной жизни.
Еще две характерные особенности выставки «Искусство, с которым я живу» заключаются в следующем. Большинство экспонатов имеют прямое или косвенное отношение к театру и к сценографии, что вряд ли у кого-нибудь вызовет удивление. А вот графическую природу коллекции можно счесть сюрпризом:
за малым исключением она, коллекция, состоит из работ на бумаге — рисунков, акварелей, гуашей. Этот формат по нынешним временам и особенно в России считается не слишком статусным: олигархи графику покупают редко, предпочитая полновесную «картину маслом».
Не станем вдаваться в объяснения, почему такая позиция хромает на обе ноги, однако отметим все же, что в коллекции Барышникова есть очень достойные раритеты — именно графические. Некоторые из них связаны с личностью Сергея Дягилева. Скажем, очень хорош и выразителен тушевый набросок Михаила Ларионова, запечатлевший великого импресарио в компании с Гийомом Аполлинером. Рисовал Дягилева и Жан Кокто: несколько подобных скетчей в узнаваемой авторской манере тоже представлены в экспозиции. Кстати, по признанию самого Барышникова, с этой графики его коллекция и начиналась. Первые листы из своего будущего собрания он приобрел в парижской антикварной галерее в 1975 году, и наиболее любимым из них сразу же стал портрет Дягилева работы Кокто.
ABA Gallery, обитающая в сердцевине Манхэттена и возглавляемая Анатолием Беккерманом, больше тридцати лет занимается русским искусством, преимущественно XX века, предлагая его образцы коллекционерам в Америке и Европе. Но в данном случае речь не идет о продажах: для галереи показ коллекции Михаила Барышникова — имиджевый проект, за который устроители взялись с энтузиазмом. Весьма вероятно, кстати, что этот сюжет со временем получит продолжение. Идею насчет обнародования собранного искусства Барышникову подбросила когда-то Ирина Антонова, директор ГМИИ имени Пушкина. Первый шаг в этом направлении сделан в Нью-Йорке, но Антонова своих инициатив никогда не забывает, так что есть надежда увидеть коллекцию и в Москве, в Пушкинском музее.
