Цивилизация
Опера «Сон в летнюю ночь» написана Бенджамином Бриттеном в 1960 году. Режиссер Кристофер Олден в 2011 году сделал свою версию шекспировского сюжета в Английской национальной опере. Спектакль — копродукция лондонского и московского театров: после серии представлений в Англии Олден перенес опус на Большую Дмитровку.
Напомним, что шум в обществе начался после обличительного письма, направленного по нескольким официальным адресам и срывающего маску с ужасов, якобы творящихся в готовящемся спектакле. Там, писал автор опуса, разгул секса, наркомании и педофилии, что разрушает неокрепшую детскую психику.
Правда сразу озадачили странности: фамилия конкретного автора «безобразий» в письме не педалировалась, зато фамилия Титель (так зовут худрука оперы «Стасика») смаковалась и так и сяк. Возникла версия, что мишенью авторов «сигнала» был вовсе не Олден.
Действие оперы перенесено в английскую закрытую школу для мальчиков, и оно весьма мрачно. Бывший обитатель школы по имени Тезей (он же Пэк — в детстве) перед свадьбой приезжает проведать место учебы, громадное серое казенное здание. Закурив во дворе школы сигаретку, герой грезит в соответствии с шекпировским «представьте, будто вы заснули и перед вами сны мелькнули».
Беды героев вообще происходят от курения: нет никакого волшебного цветка с соком, есть лишь потребление «травки», от которой мучают глюки и пробуждается скрытая до поры до времени агрессия.
<1>
Олден ничего такого не пропагандирует — наоборот, он показывает, как мучительно-жалки люди, не владеющие собственным телом и душой.
А без курения героев постановки обуревает депрессия. Ею болеют все: и вальяжный школьный наставник Оберон, сдержанно покровительствующий одному из маленьких учеников, и мрачная учительница пения Титания, тоже положившая на ребенка глаз, и ученик–подросток в пубертате Пэк, страдающий от невнимания Оберона…
Даже четверо старшеклассников – Деметрий, Лизандр, Елена и Гермия. Хоры же эльфов (здесь — младших учеников школы) выступают в роли бесстрастных комментаторов массового буйства подсознания. Лишь простецкий обслуживающий персонал школы в ус не дует, разыгрывая фарс о Пираме и Фисбе под портретом молодой королевы Елизаветы II (действие происходит в начале 50-х годов прошлого века).
Какие основания для такого расклада были у Олдена? Во-первых, сам великий Уильям — его двусмысленные коллизии и площадной юмор.
Как трактовать спор Титании и Оберона из-за мальчика? Что думать о любви женщины к ослу? Или о развязных репликах ремесленников, шутящих на тему венерических болезней?
Во-вторых, биография композитора Бриттена – гея, подвергшегося сексуальному насилию в детстве. Плюс атмосфера в иных английских школах, где, как утверждают очевидцы, косячок можно достать запросто. И общий дух нашего времени, в котором насилие не редкость, что радикал Олден и стремился, как он говорит, отразить в нелицеприятной форме — и не только в этой постановке.
Да, в сценических снах Тезея-Пэка нет идиллии. А у Шекспира она есть с самого начала? А детство разве всегда и у всех идиллично? К тому же спектакль развертывается как бы во сне, а сон, как известно из Фрейда, — вещь непредсказуемая. И главное, музыка Бриттена не так проста.
В ее вроде бы волшебной атмосфере, даже в финальном апофеозе счастья, есть подспудная доза яда, некое противоречие гармонии, которое можно уловить, если хорошо слушать.
Аргументы противников спектакля можно было б вообще не рассматривать, поскольку «тревожный сигнал» поступил практически анонимно — за подписью дамы, как выяснилось, не существующей в списке родителей детей-хористов.
Реакция же негодующей общественности плодилась по советскому принципу «я Пастернака не читал, но…». Между тем рискованные сцены в постановке не показываются, а лишь подразумеваются.
Это принципиальная разница — как между легкой эротикой и жестким порно. И вообще спектакль не об «этом». Олден не ставил целью смаковать «клубничку». Он сделал жесткий и честный рассказ о мире, в котором жестокость обыденна у детей и у взрослых — и часто при встрече первых со вторыми.
Такую точку зрения подтвердили эксперты, присланные на премьеру городским комитетом по культуре. Среди них художественный руководитель театра «Геликон» Дмитрий Бертман и глава Детского музыкального театра имени Сац Георгий Исаакян.
Начальник отдела Федеральной службы РФ по контролю за оборотом наркотиков Елена Каткина прийти отказалась, заявив, что не может взять на себя такую ответственность.
В антракте режиссеры вышли к журналистам, чтобы сообщить: ничего «жареного» в спектакле нет, все происходившее до премьеры – абсурд и «неприличное шельмование», а театральный катарсис как раз и приходит при показе человеческих страданий.
За всеми треволнениями многим было уже не до сути, то есть не до музыкальных характеристик постановки. А они заслуживают внимания.
Говоря коротко, это большая удача Музыкального театра.
Британский дирижер Уильям Лейси провел спектакль с уверенной тактичностью, по-британски сдержанно, но глубоко переживая партитуру и приведя оркестр «Стасика» в состояние повышенной работоспособности. Пели и играли — почти все — превосходно. Контртенор Артем Крутько (Оберон) демонстрировал три октавы диапазона и красивый, звучный и одновременно «матовый» тембр. Пэк (Иван Дерендяев) уверенно играл в скоростной «говорок», прописанный этому герою Бриттеном. Лизандр (Артем Софронов) и Деметрий (Дмитрий Зуев) были так же вокально убедительны, как и их подруги – Елена (Мария Пахарь) и особенно Гермия (Лариса Андреева). Ткача Основу (Антон Зараев) и блистательную Флейту-Фисбу (Сергей Балашов) хотелось слушать еще и еще. И, что особенно радовало, детский хор с честью вышел из предпремьерных передряг.
Театр разумно написал на сайте, что спектакль не рекомендуется к просмотру детям до 14 лет. Остальное за родителями. Пусть перед походом на искусство они подумают, куда именно ведут ребенка, а не вслепую (как у нас сплошь и рядом происходит) отправляют своих чад на абстрактную «волшебную сказку». Но отцам и матерям неплохо бы помнить: если огульно осуждать «Сон», куда спрятать от детей соответствующую явь?
