Цивилизация
Спектаклем «Волны» по рассказам Владимира Сорокина открывается Политеатр — новый проект создателя театра «Практика» Эдуарда Боякова, расположившийся в Большой аудитории Политехнического музея. Среди ближайших премьер нового театра «Демарш энтузиастов» Александра Филиппенко по текстам Довлатова, Жванецкого и Аксенова, постановка «Выбор героя» по пьесе Игоря Симонова и поэтические спектакли Веры Полозковой и Олега Груза, а также работа из серии «Человек.doc», посвященная Артемию Лебедеву. В «Волнах» Бояков, выступивший режиссером, занял Вениамина Смехова и Алису Хазанову. Накануне премьеры руководитель Политеатра рассказал «Газете.Ru» об устройстве и значении Большой аудитории Политеха, здешнем «гении места» и о том, зачем новой драме преемственность поколений.
— Как возникла идея Политеатра?
— В какой-то момент то, что мы делали в театре «Практика», стало переливаться через край. А если не дать творческой энергии выплеснуться на новые поверхности, то она начнет киснуть.
Почему именно Политех? Потому что (и я в этом за время подготовки спектакля «Волны» убедился на сто процентов) лучше, энергичнее, сильнее места для современного театра не найти. Мы все говорим о том, что новой драматургии нужны новые площадки и новые формы, новые модели. Нам всем стало очевидно, что советский репертуарный театр себя исчерпал. Но причины этого не только в кризисе старой театральной формы; есть еще и причины технологические, если хотите — архитектурные. Портальный театр итальянской модели, с колосниками и живописным задником, не подходит для актуальных текстов. Он годится для театральных аутентистов, для воплощения аутентичных классических текстов, вплоть до чеховских: дальше Чехова пространство начинает сопротивляться. Ответом на кризис этой архитектурной модели стала новая конструкция сцены, появившаяся во второй половине прошлого века, – blackbox, «черная коробка», позволяющая реализовывать проекты. Этот формат стал очень популярен в Европе, и начиная с 70-х годов актуальный европейский театр все время обращался к нему. Половина, если не больше, актуальных театральных высказывании делается в этом архитектурном сценографическом формате.
А теперь посмотрите на Большую аудиторию Политеха, которую Вознесенский в свое время сравнил с большим ухом...
— Она напоминает амфитеатр, то есть форму еще более древнюю.
— Да, это амфитеатр. То есть конструкция, в которой зритель всегда смотрит перпендикулярно стоящему и говорящему на сцене, куда бы ни сел. И для решения задач, стоящих перед современным искусством, такое устройство сцены и зала подходит как нельзя лучше, потому что напоминает – простите за пафос – храм. Мой учитель, композитор Владимир Мартынов постоянно говорит, что одна из главных проблем современного искусства в том, что оно потеряло связь с сакральным пространством. А в такой архитектуре, как Большая аудитория Политеха, эта трансцеденция снова может появиться. В сакральном пространстве художник не столько производит искусство, сколько воспроизводит, транслирует его. Ему не обязательно что-то делать, не обязательно быть автором – он становится проводником сакрального.
— В таком случае получается, что «гений места» имеет какое-то решающее значение. Почему тогда вы остановились на Политехническом?
— Да, конечно, пространство оказывает влияние на то, что внутри него происходит, «гений места» — он диктует. И поэтому для одних замыслов нужен «Винзавод» или «Красный Октябрь», для других – Политех. Что провоцирует Политехнический? Во-первых, дух инноваций. Во-вторых, научную, этнографическую культуру текста как документа, культуру скрупулёзной фиксации и детального разбора – а это, грубо говоря, не что иное, как вербатим (в документальной драматургии методика дословного воспроизведения на сцене речи персонажа, со всеми глубинными характеристиками и особенностями – «Парк культуры»). Наконец, этот удивительный предметный мир экспонатов в экспозиции – вещь для театра принципиально важная.
Если же сужать до Большой аудитории, то здесь вообще все просто: в течение последних ста лет она неоднократно была точкой, знаком «оттепели», символом свободы — человеческой, политической, творческой. Люди сюда приходили затем же, зачем мы на Болотную – чтобы почувствовать позитивные изменения.
— Вы говорили о том, что Политеатр стал результатом роста, выплеска «Практики» за свои пределы. Но станет ли новая площадка еще одной «Практикой» или вы уже заложили разницу форматов?
— Немного не так. Смотрите: ни одна творческая площадка не может существовать без желания сбросить классику с корабля современности: без этой интенции работать просто невозможно. В то же время нельзя и работать без сцепки, звена, соединяющего инновацию с существовавшим в культуре до того. Никто не подвергает сомнению тот взрыв, который произвела новая драма с российской сценой, однако новая драма слаба, потому что предшествовавшее ей поколение драматургов оказалось просто потерянным. Владимир Сорокин и Людмила Петрушевская – два сильнейших драматурга, у которых не случилось биографии в театре. Да, они добились признания как прозаики, но как драматурги остались нераспробованными, нераспознанными. То, как эти два автора слышат речь (а именно в этом назначение драматурга, в отличие от прозаика, работающего с эпическим, с сюжетом, и от поэта, который фиксирует лирическое), выдает их фантастические задатки. Но к тому моменту, когда они явили себя как драматурги (конец 1980-х), у них уже не было площадки: наш театр был уже безусловно болен, исчерпал все возможности и закончился Эфросом и Любимовым.
— В «Практике» кроме спектаклей проводились поэтические вечера, а Политех помимо поэтических концертов известен еще и музыкой. Какова будет карта жанров в репертуаре Политеатра?
— Здесь нужно делать шаг в сторону новых жанров, а не какой-то четкой карты с четкими границами. В данном случае важно не развести жанры, а синтезировать. Здесь не будет музыки ради музыки и поэзии ради поэзии. Если мы будем делать чей-то концерт – значит, мы поработаем с биографией артиста и постараемся представить ее так, чтобы она образовала контекст для восприятия, например с помощью видео. Если это фолк-концерт , то обязательно с календарно-обрядовым действием, ритуалом. Это должны быть вещи на стыке жанров и практик.
— Как это проявится в ближайших ваших премьерах?
— Посмотрите сами. Спектакль «Волны»: мы берем Сорокина и представляем его рассказ в виде… читки. И одновременно визуального перформанса. Это игра и в одно, и в другое. Одна из следующих премьер – новый спектакль в цикле «Человек.doc» об Артемии Лебедеве. Смотрим: его ставит и играет режиссер и драматург Юрий Муравицкий — уже в этом интрига; плюс, конечно, тема цифровых технологий. Далее «Выбор героя» по тексту Игоря Симонова. 2014 год , молодой режиссер снимает фильм об архитекторе, который восстанавливает Манежную площадь после деятельности Церетели и Лужкова. И в результате своей деятельности режиссер наступает на новые властные грабли, уже куда более серьезные, сильные и мощные. Его заставляют переделывать финал, в котором власть и президент представлены в исключительно положительном образе. Режиссер подписывается, но снимает свой финал, после чего ритуально сжигает фильм и оказывается за это в суде – где, собственно, и происходит действие пьесы. В этом спектакле будет работать пространство: дубовая, в европейском стиле, Большая аудитория – лучшее пространство для судебного процесса, которое можно себе представить. Зал МХТ, подвал «Практики» — и там, и там этот сюжет смотрелся бы… театрально. А здесь, в Большой аудитории, антураж таков, что он эту границу полностью снимает. Пространство становится действующим элементом.
— Каждый современный театр, каждая площадка выводят и закрепляют в сознании зрителя своих звезд: есть звезды «Практики», звезды «Театра.Doc», Центра драматургии и режиссуры. Политеатр представит кого-то в этот ряд?
— Да, и я могу уже сейчас назвать некоторые из их имен – и не стоит удивляться тому, что они могут быть вам известны. Это Александр Филиппенко, это Вениамин Смехов, это Алиса Хазанова, это Ингеборга Дапкунайте. Это не просто звезды — это актеры с необычной судьбой и траекторией. Обратите внимание, что они не вписались ни в одну из существующих систем, ни к одному театральному порту их приписать нельзя. Почему? Потому что они самостоятельны, за ними не только талант, но и человеческий опыт. А вот как раз опыт российским театром не очень-то востребован — куда важнее умение обезьянничать, мимикрировать. А вот названные мною люди этим как раз не занимаются. В каждой их роли есть подтекст, связанный с личной историей, с личным мифом.
— Театр «Практика», фестиваль «Текстура» в Перми, театр «Сцена-Молот» там же и вот теперь Политеатр – в чем для вас общий знаменатель всех проектов, осуществленных вами за последние пять лет?
— (надолго задумывается) Современность. Поиск ответа на вопрос о том, как современность может отразиться в голове и душе художника. Как найти способ пристроиться, подключиться к современности, не оказаться в заложниках у системы жанров, не уйти в воспроизведение и повторение… пусть даже священных, но уже кем-то придуманных способов существования.
