Цивилизация
В череде скандалов с памятниками архитектуры, произошедших в Москве за последние годы и вызвавших бурные дискуссии, одним из самых авторитетных был голос Натальи Душкиной – профессора МАРХИ, историка архитектуры, специалиста по теории консервации и эксперта по архитектурному наследию ХХ века. Последняя из таких дискуссий – по поводу реконструкции универмага «Детский мир», построенного в 1957 году по проекту деда Натальи, великого советского архитектора Алексея Душкина, — еще продолжается. В разговоре с «Парком культуры» эксперт рассказала, сколько еще простоит здание на Лубянке, в чем разница между Лужковым и Собяниным и кто эффективнее в защите памятников – общество или государство.
Детский мир
— Наталья Олеговна, наши корреспонденты побывали в «Детском мире», и руководитель проекта реконструкции Иван Виноградов сетовал на то, что, раскрыв стены, строители пришли в ужас. Мол, «все держится на деревянных столбах, кирпичная кладка из разных кирпичей, все отваливается».
— Это риторика, обращенная к журналистам. Можно показывать дыры от кирпичей — вынуть, например, вентиляционный короб и сказать, что это не дыра от короба, а дыра в здании.
— У движения «Архнадзор» есть версия, что собственники и строители специально привели здание в ужасное состояние, чтобы показывать журналистам, как все безнадежно.
— Решать, в аварийном состоянии находится здание или нет, должны не строители или журналисты, а эксперты. «Детский мир» — памятник регионального значения. Экспертизу проводили на деньги банка ВТБ, который выступает девелопером и инвестором одновременно и может быть заинтересован в получении определенных результатов. Однако при этом официального заключения о том, что здание находится в аварийном состоянии и подлежит сносу, нет.
Разборку ведут, по существу, без должного укрепления стен, которое необходимо было заранее запроектировать. В «предмет охраны» (это своеобразный паспорт памятника архитектуры, где перечислены все подлежащие охране детали памятника. – «Парк культуры») не включены материалы стен — там только рисунок фасада, габариты. До сих пор нет и утвержденного архитектурного проекта реконструкции…
— Глава Москомнаследия Александр Кибовский обещал, что проект будет в апреле.
— Хорошо, но такого не бывает ни в одной цивилизованной стране мира. Пока нет проекта, нельзя давать разрешение на разборку (здания), к тому же памятника.
— Скажем честно: на момент начала реконструкции «Детский мир» не был удобным и современным зданием в плане внутреннего устройства.
— А мы никогда и не говорили о полной консервации. Но грамотно разработанный «предмет охраны» предписывает сохранить наиболее ценное в сооружении, что и было сделано изначально. А это прежде всего центральный зал, символизирующий то, что есть «Детский мир». В этих словах может быть заключено много понятий. Знаменитый зал-атриум (ему, по мнению ряда экспертов, угрожает едва ли не наибольшая опасность – «Парк культуры») задумывался как «мир» — мир детства, мир, к которому устремилось государство, понесшее колоссальные потери во время войны. Это и знак «оттепели»; страны, которая сняла «железный занавес»; города, в который приехал веселый международный фестиваль в 1957 году.
Второе ценное место в здании — парадный вход со стороны Лубянки. Три арки, высокие, многопролетные. При новом собственнике они оказались заложены стеклом для увеличения торговых площадей. Выигрыш получился нулевой, но арки и фасад оказались изуродованными. Идущие сейчас разговоры об очередях, потных спинах и духоте, бывших следствием вечного советского дефицита, наложили на здание печать вины за то, что в нем происходило. Но ведь для установки кондиционеров, нового оборудования, что делается в исторических зданиях мира, их не ломают!
Надо было сохранить эти две ценные зоны и внешние стены, декоративное убранство, с которыми связан дух места и стиль эпохи. Ведь трещины, которые показывают журналистам, во внутренних стенах. Но ведь в каркасном здании, каковым является «Детский мир», собственно план свободный — его можно менять, приспосабливая к современным нуждам. Если бы все было грамотно отреставрировано, а то, что сохранять не обязательно, реконструировано, здание не потеряло бы свою ценность, как это происходит сейчас. Пока все идет по самому худшему сценарию: не пощадили, раскрыли контур, то есть сняли крышу – в мороз минус 15–20 градусов… Все наполнилось холодным воздухом, снегом. Достаточно немного воды — и все.
— Какие перспективы у этого здания, с вашей точки зрения?
— Есть такая перспектива, что если внешние стены не смогут удержать, то здание сложится. Я говорила с Соломоновым (Владимир Соломонов, заведующий лабораторией НИИ бетона и железобетона – «Парк культуры»), который восстанавливал после пожара Останкинскую башню, Белый дом, КАМАЗ, — у него колоссальный опыт. Он осматривал весь «Детский мир» до закрытия на реконструкцию и утверждает, что это здание первого класса: строили с запасом прочности на сто лет. Этот режимный объект, стоящий рядом с КГБ над станцией метро, строился под непосредственным контролем Микояна и Фурцевой.
Вообще архитектор Душкин всю жизнь возводил объекты высочайшей инженерной сложности. Он построил высотку у Красных Ворот, пять станций московского метро, отвечал за «подземелье» города, был главным архитектором Метрогипротранса до 1967 года.
— Какие срочные меры, как вам кажется, могли бы спасти ситуацию с «Детским миром»?
— Сформировать независимую экспертную комиссию – на государственные деньги, а не на деньги инвестора, грамотно определить «предмет охраны» и только после этого начинать работы. Остановить работы, собрать комиссию, дать экспертам решить, что делать дальше: это важно сделать даже сейчас, когда уже многое сделано.
…И далее со всеми остановками
— Что сейчас происходит с другими проектами Душкина, например с реконструированной «Маяковской»?
— Имеются большие утраты на поверхности вестибюля. Например, срублена мраморная облицовка путевых стен, а в этом не было никакой необходимости. Ее делали мастера-мозаичисты под руководством Душкина и Дейнеки, а срубили за пару ночей отбойными молотками.
Далее, станция очень текла – и при реконструкции воспользовались методом заполнения пустот, по которым шла вода, химическим составом. Помню, как критиковала этот метод Нина Алешина, построившая 19 станций метро и до Николая Шумакова бывшая главным архитектором Метрогипротранса. Химия коварна — никто не знает, как поведет себя химический состав на глубине 35 м: материал, которым укрепляют цоколи зданий и подвалы, под такими нагрузками может подвергнуться сдавливанию и слеживанию. Как его оттуда в этом случае вынимать? Надо было сначала разработать инженерный проект по отводу воды, полностью осушить станцию — и только тогда менять наружный материал, да и то там и тогда, где это жизненно необходимо. Ведь когда отремонтировали первые семь пролетов, станция потекла — потекла по новому материалу облицовки колонн через месяц. Так что во многом подлинность и красота этой станции утрачены.
— Но ведь с высоткой на Красных Воротах все не так плохо?
— С точки зрения устойчивости – да, не так плохо: высотный дом стоит над станцией глубокого заложения. Но за ним плохо следят, а это тоже памятник. Наружные пандусы на главном фасаде разваливаются, отлетает гранитная облицовка. Кстати, верхний вестибюль метро течет годами, разрушая лепнину и наклонный эскалаторный ход. В вестибюле самой башни много утрат: исчезли некоторые элементы оригинального декора, все алюминиевое литье покрасили краской...
<2>
Ровно то же, кстати, происходит на станции «Новослободская». Там ведь, как и колонны на «Маяковской», было новаторство: Душкин хотел показать каркас оголенным. Это был его принцип при строительстве метро — продемонстрировать красоту работающей стальной конструкции.
А «Маяковская» вообще первая в мире колонная станция глубокого заложения. Обычно используются толстенные пилоны, а тут тонкие колонны — не чувствуется колоссальная тяжесть земли. На «Новослободской» при реставрации витражей было утрачено много старинного витражного стекла: его заменили крашеными стекляшками, да еще закрепили негерметично — собирается пыль, стекла почернели. С некоторых витражей теперь смотрят лица, как будто покрытые пятнами оспы…
— Алексей Николаевич строил в других городах. Как там обращаются с его наследием?
— Как раз вчера был звонок: есть ли у вас чертежи Сочинского вокзала? Оказывается, начинается реконструкция — естественно, к Олимпиаде. Прекрасный вокзал в Сочи — памятник, символ города: он на открытках, марках, сувенирных тарелках. Итак, внутри боковых крыльев сохранены только потолки; на стенах много утрат, произведен «евроремонт». Изящные внутренние дворики собираются перекрывать стеклянными колпаками – это на юге!
<3>
Городская власть…
— Вернемся в Москву – здесь сменилась городская администрация. Как, по-вашему, ситуация с охраной архитектурного наследия в столице стала лучше?
— То, что видим сейчас, — это развитие лужковской системы. Да, было сделано много благих и важных заявлений. Но то, что сейчас происходит в городе, полностью опрокидывает весь тот позитив, который был наработан за последний год, в том числе органами охраны наследия. Возможно, Собянин и хотел бы делать что-то иначе, но ему не дают. С начала «эпохи Собянина» разрушено и снесено 14 объектов.
Очень показательна история со стадионом «Динамо». Сейчас, сломав большую часть стен, остановились у портиков, где сохранились барельефы выдающегося советского скульптура Сергея Меркурова. Если бы не заговорили об этих барельефах, снесли бы, наверное, все полностью. Сейчас в официальном пресс-релизе, распространенном инвестором ВТБ, говорится о реставрации стен с барельефами. Сообщают о том, что стены не подлинные, 1930-х годов, а перестроенные во время реконструкции стадиона к Олимпиаде 1980 года. Возникает вопрос: как же при этом на них сохранились барельефы? Глядя на эти прекрасные скульптурные композиции, могу сказать, что это не копии, сделанные к 80-му году.
Сейчас мэр города уверяет, что они были демонтированы и потом навешены на новые стены. В 1987 году, когда стадион ставился на государственную охрану, такой информации не было: «Динамо» был признан памятником как целостное законченное произведение, со всем внутренним пространством. Даже если предположить, что была докомпановка стен новым материалом, – это нормальная реставрационная практика. Теперь что, можно начинать сносить, к примеру, все воссозданные сооружения, поскольку они «не подлинные»?
— А неужели нельзя определить, перекладывали стены или нет?
— Определять это должна независимая комиссия. Даже сейчас, придя уже к руинам, специалисты могли бы посмотреть и определить, в какой степени в заключении предыдущей (оплаченной девелопером) экспертизы написана правда, а не изложены «факты», обслуживающие интересы заказчика. Только после этого эксперты (а не журналисты или общественные и государственные деятели) могут решать, как быть с памятником дальше.
За последнее время произошло еще одно важное событие: открыли гостиницу «Москва». Все, кто был там, несколько шокированы. Во-первых, не осталось никаких обещанных «воспоминаний» о ее интерьерах. Во-вторых, качество сооруженных пространств ничтожно. Полностью растерзали живой полноценный памятник эпохи. Судьба «Детского мира» поставлена на кон, с возможностью того же самого результата.
… и общество
— В Москве есть две градозащитные организации — государственная, Москомнаследие, и общественная, «Архнадзор». Как вам кажется, они как-то влияют на положение дел с архитектурными памятниками в городе?
— «Архнадзор» влияет, и очень сильно. Предаются огласке все факты вандализма, идет снабжение информацией СМИ — настоящая гласность в отношении наследия. Общество начинает понимать, как далеко зашло дело, какое наследие мы теряем и каким именно образом. «Архнадзор» влияет и на нормативную деятельность, законодательство. Его представители входят в ряд важных советов на федеральном и городском уровнях — в Общественную палату, рабочую группу комитета по культуре Госдумы. Широкое освещение проблем памятников в прессе, публичные акции, которые регулярно проводит «Архнадзор», реально влияют на принятие решений на московском уровне. Та градостроительная политика, которая была оглашена Собяниным, включая запрет на разрушение зданий в пределах Третьего кольца, на строительство торговых и офисных центров в историческом ядре (можно продолжать), — многие решения, которые принимала Москомархитектура, не обошлись без влияния «Архнадзора». Я уже не говорю о его ключевой роли в эпопее «отказа в доверии» Лужкову, в том числе за развал исторического центра.
Москомнаследие в ряде направлений действует совместно с «Архнадзором». Но это ведомство, к сожалению, не может последовательно идти вперед до получения действительно значимых результатов: оно испытывает колоссальное давление со стороны коммерческого лобби. Его деятельность все чаще стала сводиться к «интеллектуальному» осмыслению тех лазеек, которые существуют в законодательстве.
В тоже время в последний год в рамках Москомнаследия действует совет по «предмету охраны», возглавляемый Андреем Баталовым. Совет отслеживает проекты и определяет необходимые параметры охраны для «удержания» памятников — мне кажется, что постепенно это направление стало выправляться. Вандальные «предметы охраны» (по тому же «Детскому миру», например) были приняты раньше, во время лужковской администрации. Однако многочисленные письма, ходатайствующие о пересмотре предмета его охраны, так и остались без ответа, покрывая разрушение здания.
Кроме того, наметилась еще одна крайне опасная тенденция – массовое продвижение Москомнаследием концепции «достопримечательного места». Берется, например, крупный городской ансамбль, официальный памятник, и переводится в статус так называемого «достопримечательного места». На наших глазах памятник регионального значения, стадион «Динамо», был переведен в разряд достопримечательного места, минуя необходимые ступени экспертизы, — это факт. Секрет прост: на памятнике можно вести только ремонтно-реставрационные работы, а статус достопримечательного места позволил превратить его в объект капитального строительства.
Если дальше события будут развиваться так, как происходит с «Динамо», можно говорить, что под Москву заложена бомба замедленного действия. Печальная участь ждет ВВЦ, возможно, и парки Москвы. Ростки этого подхода обнаружились в последние дни. Было объявлено, что пять тысяч зданий в историческом центре имеют деревянные перекрытия. Возрождается концепция Лужкова о том, что все здания с деревянными перекрытиями должны быть реконструированы. Опрокидываются перекрытия, гибнут интерьеры. Второе — заявлено о том, что около 400 зданий в пределах Бульварного кольца находятся в изношенном состоянии более чем на 50%. То есть они будут признаваться аварийными и превращаться в объекты капитального строительства. Грядет тотальная перестройка, в том числе и статусных памятников.
Что делать и кто будет это делать?
— Как быть в этой ситуации? Нужен новый закон о культурном наследии?
— Нет. Достаточно соблюдения имеющегося законодательства. Нынешний закон неплохой: он весьма строгий – строже, чем другие европейские законодательства. Но наши законы соблюдаются плохо, за нарушения никого не наказывают. В других странах человек за разрушение памятника может сесть в тюрьму. В нашем уголовном кодексе 273-я статья предусматривает наказание, в том числе тюремное заключение от двух до пяти лет. При этом в стране огромное количество объектов понесли невосполнимый урон — и никто не наказан. А это знак бизнесу и девелоперу о том, что можно вновь идти в наступление на исторические здания.
— Вы работаете в МАРХИ. Как вы считаете, из нынешних студентов вырастут архитекторы и чиновники, при которых будут строиться новые здания, но и памятники архитектуры будут любовно сохраняться?
— Сейчас в МАРХИ студентам в этом плане дают недостаточно знаний. Не существует специальной дисциплины для студентов всех архитектурных специальностей, рассказывающей, что есть культурное наследие, как его сохранять. Сейчас такой курс преподают только на кафедре реставрации, а их человек 20 максимум. Только в два последних года наметились изменения к лучшему. Готовится новая программа с рабочим названием «Сохранение наследия в условиях развития современной архитектуры». Она рассчитана на широкое ознакомление студентов-архитекторов всех специальностей с основными положениями теории и практики консервации в стране и за рубежом, с охранным законодательством и т. д. Подготовлен курс и по москвоведению: большинство выпускников остаются работать в городе, который, как оказывается, они не всегда знают. Думаю, в течение ближайших пяти-семи лет ситуация с кадрами все же изменится в лучшую сторону.
— А в целом по ситуации с памятниками в городе каков ваш прогноз?
— Все грустно. И дело не только в разговорах о памятниках, о культурно-исторических утратах... Сейчас постоянно обсуждается тема: как Москву превратить в туристический объект, как повысить ее капитализацию? В этом деле реставрация, сохранение подлинности сооружений крайне важны. В перспективе стоимость памятников растет, а это и есть реальный экономический ресурс города. История и культура дорого стоят: люди едут туда, где они могут увидеть то, чего у них нет. И хотят видеть подлинные вещи. В Лас-Вегас, где выстроена поддельная Венеция, едут развлечься и потратить деньги. Но смотреть настоящую Венецию едут в Венецию. Когда рушат то, что есть подлинного и «собственного» в Москве, город перестает быть интересным для посещения. Теряется связь поколений, уходят национальная, культурная, историческая ценность. Словом, золотым для архитектуры наш век вряд ли когда-нибудь назовут. Разве что золотым по скорости и количеству алчно заработанных денег…