Наша публика привыкла к тому, что кремлевские музеи специализируются на разного рода монархических и аристократических сокровищах. Довольно уместной выглядит ситуация, когда в обмен на экспонаты из Оружейной палаты сюда приезжают коллекции из королевских или императорских дворцов всей планеты — такая гастрольная программа реализуется на протяжении многих лет. Но те из зрителей, кто обращает внимание на нюансы, наверняка заметили, что одними лишь коронами, мечами и скипетрами здешние привозные выставки давно не ограничиваются. Например, в последние годы в Кремле были показаны экспозиции, посвященные моде и ювелирному искусству ХХ столетия: героями тех показов становились Марио Буччеллати, Поль Пуаре, Рене Лалик, Луи Картье. Если осознавать глубинные связи между развитием смежных искусств, нетрудно увидеть, что отсюда до художественного модернизма дорожка совсем не длинная.
Так что ретроспектива Генри Мура в Музеях Кремля едва ли должна вызывать удивление, хотя случай действительно беспрецедентный. Возможно, это отступление от прежней традиции само может стать началом традиции.
Творческое наследие Генри Мура демонстрируется в Москве не впервые. Двадцать лет назад его ретроспектива проходила в ГМИИ имени Пушкина. Срок более чем достаточный, чтобы не считать, будто выставки великого ваятеля к нам зачастили. Если иметь в виду, что в российских музеях нет ни одной его работы, то вывод очевиден: для очень многих знакомство с произведениями Мура окажется первым. И вряд ли стоит ссылаться на репродукции в альбомах или имиджи в интернете. Такие методы изучения искусства малоэффективны даже в случае с художественной фотографией – что уж говорить о скульптуре. Не в меньшей степени, чем трехмерность, здесь важна фактура. Найти оптимальный ракурс для созерцания каждого объекта – задача почти столь же увлекательная, как и его создание. Словом, личного присутствия на выставке никакие репродукционные технологии не заменят. Тем более что нынешняя подборка эксклюзивна: в нее вошли работы из нескольких источников – Британского музея, лондонской галереи Тейт, фонда Генри Мура в Перри-Грине, художественного музея в Лидсе, нескольких частных собраний (в том числе дочери скульптора Мэри Мур). Всего в экспозицию вошли 58 скульптур, 22 рисунка и три шпалеры, вытканные по эскизам мастера.
Иногда доводится замечать, что под термином «модернизм» собеседники понимают несколько разные художественные явления. В этом смысле выставка Мура может служить идеальным камертоном: то, что на ней представлено, – это и есть модернизм в чистейшем, беспримесном виде.
Биоморфные ли структуры, абсолютные ли абстракции, отсылки к архаике или провозвестия хай-тека – как ни воспринимай работы этого художника с позиций описательных, визуально они всегда утверждают весьма явственный модернистский канон. Любопытно, что сам автор крайне негативно относился к попыткам разложить его творчество по классификационным полкам. Однажды он взялся за чтение книги Эриха Нойманна «Архетипический мир Генри Мура», где его произведения трактовались с юнгианской точки зрения. Фолиант так и остался непрочитанным. Мур тогда написал: «Если меня подвергнуть психоанализу, я перестану быть скульптором».
Между тем психоаналитический подход к этим изваяниям напрашивался сам собой.
С архетипами Мур работал совершенно целенаправленно: стоит вспомнить про его бесконечную увлеченность культурой Шумера, Древнего Египта, Этрурии, доколумбовой Америки. Да и позднейшая тяга к «найденным объектам» (скульптор мог вдохновиться хоть куском гальки, хоть ракушкой, хоть сучком) вроде бы не оставляет сомнений насчет бессознательного характера его поисков. Если взглянуть на множество вариаций, связанных с темой «мать и дитя», то вместо умиления можно испытать тревожную двойственность: чем не иллюстрация эдипова комплекса? Но, пожалуй, художник был прав: сводить всю его работу к воспроизводству архетипических образов несколько опрометчиво. Сознательные аллюзии играли ничуть не меньшую роль. Называя Мура пацифистом и усматривая в его скульптурах антивоенный пафос, едва ли уместно игнорировать конкретные биографические факты. В юности будущий скульптор воевал на фронтах Первой мировой, в битве при Камбре угодил под газовую атаку и выжил лишь чудом, приобретя до конца дней заболевание легких.
Его путь в искусстве в большой мере продиктован принадлежностью к тому «потерянному поколению», о котором говорили Ремарк и Хемингуэй. В данном случае учение Фрейда и Юнга не выглядит всесильным и всеобъясняющим.
Наибольшую известность принесли Генри Муру монументальные изваяния, установленные в городской среде или в природных ландшафтах. По понятным причинам опусы такого рода в Москву не прибыли, зато здесь хватает «исходников» – бронзовых моделей, из которых потом вырастали масштабные формы. Если питать интерес к «творческой кухне», то мелкая пластика в целом ряде случаев будет даже позанимательнее монументов (к изготовлению последних нередко привлекались подмастерья, а эскизы и макеты Мур делал собственноручно). К тому же в экспозиции фигурирует большое число скульптур станковых – так сказать, среднего «комнатного» размера. Впечатляет спектр материалов (не только бронза, дерево, мрамор, но и чугун, алебастр, травертин и даже сталактиты), да и хронологический диапазон охватывает буквально всю карьеру автора — от начала 1920-х до самой его смерти в 1986 году. Лучшую возможность за один музейный визит разобраться в этом феномене трудно себе представить. А разбираться просто необходимо, если есть потребность уложить в голове изобразительную культуру минувшего столетия. Говоря точнее, ту ее немаловажную часть, которая сформировалась в наше отсутствие на международной арт-сцене. Без Генри Мура здесь никак не обойтись.