Цивилизация
С экрана в этот вечер говорил не только Верзилов: перед ним Андрей Ерофеев, сам в свое время едва не получивший реальный срок за выставку «Запретное искусство-2006», рассказал о том, что искусство в нашей стране всегда было связано с властью и даже атрибутировалось потом по политическим эпохам — сталинский реализм, хрущевский нонконформизм... Автономия художника, заметил Ерофеев, для отечественного искусства всегда была чаемым, но никогда — достижимым идеалом. Специфику нынешнего момента Ерофеев видит в том, что власть не вмешивается в дела творца, но дает ему ясно понять:
задача современного искусства — быть самодостаточной сферой формального творчества, создавать элегантные вещи для удовлетворения спроса, для торговли, а вовсе не говорить на социально-политические темы.
Затем Ерофеев посетовал на слишком серьезное отношение художников к себе и поностальгировал по временам концептуализма, когда художники все-таки сохраняли смеховое, ироничное отношение к власти и идеологии.
В ответ на это экранный Верзилов, уступая в красноречии искусствоведу, сообщил, что именно концептуалисты не выдержали испытания временем, постепенно растратив запас иронии и превратившись в «молодых формалистов». Видимо, следовало понимать, что радикальный акционизм его группы в этом смысле противопоставлен самозамкнутым играм деиронизированных и раздувшихся от собственной важности классиков неофициального искусства.
Первым живым оратором стал художник Александр Шабуров из группы «Синие носы», который отчего-то принялся рассказывать о том, как он два года назад ездил на Селигер; за эту поездку художник был в свое время подвергнут обструкции, по этому поводу даже вышло несколько презрительных статей. Из рассказа Шабурова следовало, что и с другой стороны не все было ладно: вроде как Василий Якеменко в последний момент объявил «синего носа» персоной нон грата и даже не прислал обещанную машину, и «если бы не руководитель комитета Госдумы по культуре, хороший мужик», то художник не получил бы ни пропуска, ни места в палатке. Сообщив нечто сложносочиненное на вопрос о причинах и результатах этой поездки, Шабуров уступил микрофон группе «Война».
Пока господин Шабуров говорил, он постоянно делал руками движение, описанное в знаменитом стихотворении Даниила Хармса «Математик и Андрей Семенович», в котором один из героев достает из головы шар.
«А можно спросить, что за искру вы несете, в чем она заключается?» — неожиданно хриплым голосом спросила Шабурова активистка группы «Война». В ответ тот начал рассуждать о некой заслонке, которая позволяет сохранять здравый смысл перед лицом творящейся действительности. «Вот у нашей группы есть позиция, и ее никак нельзя представить на Селигере. Нет места говеннее, чем Селигер», — взяла микрофон в руки Толоконникова, сообщившая, что место, где художник представляет себя, для ее группы едва ли не важнее самой работы, в связи с чем нужно задумываться прежде всего о том, с кем выступаешь и где. Таким образом Надежда языком современного искусствоведения изложила первый стих первого псалма Давида: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых».
Шабуров же отвечал в том духе, что именно сознание художника определяет бытие, а не наоборот, даже когда ты приехал на Селигер. Особенно если ты приехал на Селигер.
Голос Надежды разлетался под сводами Центра-музея Сахарова безо всякого звукоусиления — настолько звонко, что автор этих строк невольно представил себе не заставшую коммунистов Толоконникову в пионерской форме и с горном.
Далее ведущий, театральный деятель и журналист Михаил Калужский, предложил Надежде перейти от вопросов к утверждениям. «Я никакой не художник. Мы политические деятели, избравшие для себя форму искусства, — охотно откликнулась Толоконникова. — В условиях, когда СМИ не могут нормально работать и не работают другие каналы передачи информации, форма искусства является единственно возможной».
Из дальнейших объяснений стало ясно, что московская фракция своей основной задачей считает «отставить Путина», чтобы пользоваться благами государства без чувства, что за это пришлось заплатить свободой, и далее заниматься общественной и политической деятельностью — например, бороться за права ЛГБТ-сообщества. При этом в отличие от более радикальной питерской фракции «Войны», приглашенной сокураторствовать на Берлинской биеннале современного искусства, московская часть считает самой важной деятельность внутри России. «Предыдущие ночи мы провели в отделениях полиции, и мы в экстазе: половина ментов называет Путина и его партию жуликами и ворами», — сообщила Надежда.
К реалиям сегодняшнего дня вернул обсуждение взявший слово художник Хихус, задавший вопрос о том, к каким же конкретным действиям могут сейчас призвать люди искусства. Сошлись на том, что выходить на площадь, однако вместо ответа московская «Война» устроила маленькую перепалку на тему, где же именно пройдет «настоящий» митинг протеста. «И чо, мы просто так придем и встанем?» — вопрошал Хихус. «Картинку желаете нарисовать?» — ехидничали в ответ люди Толоконниковой. «Надо быть с людьми, — обозначила свою позицию Надежда. — Не время вые*ываться». «Перевыборы как минимум, как максимум — отставка Путина», — обозначила свою позицию по теме дискуссии группа «Война». И добавила чуть мягче: «Мы выражаем оппозиционный тренд в рамках культуры».
С этих пор дискуссия потекла в заранее обозначенном русле гораздо живее и заодно выплеснулась за пределы президиума, так что камеры едва успевали поворачиваться. В самый разгар дискуссии о том, кто виноват и что теперь делать (вопрос о том, обманули ли общество на выборах, не поднимался: ответ на него подразумевался), московская «Война» внезапно поднялась с мест и покинула зал, сославшись на необходимость присутствовать на оргкомитете митинга за честные выборы.
«Сказать им просто нечего, — довольно злобно напутствовал уходящих Хихус. — Все за них сказал Константин Звездочетов сто лет назад».
В зале меж тем кипело. Cпорили, означает ли дружба с Сурковым автоматически сотрудничество с властью, возможно ли персонифицировать власть в лице замруководителя главы администрации президента, пробовали разобраться, зачем замруководителя администрации президента вообще дружит с людьми искусства. Плавно переехали на то, может ли художник или артист брать от государства деньги в виде гранта или прямой помощи, а если прямой, то от друга во власти или просто по факту наличия идей. «Художник должен быть просто порядочным человеком», — пыталась эмоционально резюмировать одна зрительница, в ответ на что ее спросили, морально ли переворачивать машины с живыми полицейскими внутри.
И вдруг прозвучали программные заявления. «Я отказался за свой годовой гонорар «расписывать» итоги выборов, просто делать веселое оформление для данных, ни за какую ни партию, — сообщил Хихус и затем высказался по самой сути —
Художник не должен работать за деньги. Он должен рисовать картинки, чтобы просто не умереть совсем».
«Главное — сохранять в голове те ценности, которые ты представляешь, отгородиться железным занавесом от ужаса, который происходит вокруг», — возразил ему Шабуров.
Закончилась дискуссия, как и всегда в случаях, когда люди с самого начала не очень понимают и никак не могут договориться, о чем же они, собственно, спорят, указанием ведущего на то, что время вышло. Констатировав нешуточный накал, ведущий приглушил свет, и «Синие носы» стали показывать свой видеоарт — на фоне прошедшей дискуссии он выглядел настолько же весело и невинно, насколько таковыми выглядели сами «Синие носы» в сравнении со своими оппонентами. Зрители, проявляя мало интереса к видеоискусству, стали расходиться, вспоминая, как забавно, бесхитростно и даже любовно художник Шабуров говорил о деньгах, сколько пионерского задора было в словах Нади Толоконниковой о том, что ее возбуждает политика, и как забавно выглядела ее перепалка с Хихусом о том, кто лучше знает, где же в субботу будет настоящий митинг — на площади Революции или на Болотной. И, видимо, думая о том, что яснее всего по теме все-таки высказались два сидельца от современного искусства — ходящий под условным сроком Ерофеев и отбывающий свои 15 суток Верзилов — с экрана, в режиме не допускающего возражений монолога.
