Молодой человек с кинематографическим именем Сергей Соловьев и лицом актера Антона Шагина ничем особенно не занимается — носит прикид в стиле стыка 80-х и 90-х, пьет с другом Сашей Матросовым пиво на крыше, громогласно смотрит с друзьями футбол, а в метро строит девушкам глазки. Однажды эти невинные шалости заходят слишком далеко: встреченная в метро девица (Александра Тюфтей), прежде чем остаться по другую сторону надписи «не прислоняться», успевает круто запасть герою в душу. Как назло, она очень скоро окажется девушкой того самого лучшего друга (Андрей Шибаршин, артист Студии театрального искусства Сергея Женовача), а если случается, что друг влюблен и ты на его пути, то ничего хорошего не предвидится.
Ах да, герой еще сочиняет ранние песни Цоя, времен альбомов «45» и «46».
В прямом смысле — то есть фильм как бы играет в некое альтернативное настоящее, где автором этих песен является не «Кино» и его солист, а наш герой.
«Бездельники» — полнометражный игровой дебют замечательного режиссера-документалиста Андрея Зайцева. В своей неигровой и короткометражной ипостасях Зайцев по-настоящему прославился двумя фильмами — «Мой дом» и «Плакат». В обоих был использован один прием — будто забытая кем-то камера снимает с одной точки все, происходящее в ее окоеме. В первом случае это был взаправдашний закоулок между бытовкой и стеной магазина, видимый из окна квартиры режиссера: там пили пиво, разговаривали, справляли нужду; во втором — заминированный плакат с антисемитской надписью, установленный неизвестными провокаторами на Киевском шоссе и дождавшийся неравнодушной к экстремистским проявлениям автомобилистки (фабула фильма основана на реальных событиях, имевших место в 2003 году). Нечто подобное режиссер применил и здесь — все действие прошито постоянно, с минимальными вариациями повторяющимся эпизодом, заглядывающим в экранное будущее:
герой Шагина, спрятавшийся за горой хлама в гримерке ДК, тайком наблюдает забегающих в комнату людей — ищущих кого-то, спорящих о чем-то, орущих друг на друга или просто пришедших за афишами или досками.
«Бездельники» шли к экрану долго и изнурительно, и прокатом авторам фильма пришлось заниматься самим — добрых пару лет после завершения проекта. Так, например, Антон Шагин снимался в этом фильме еще до того, как стал звездой после «Стиляг» Валерия Тодоровского и «В субботу» Александра Миндадзе. Режиссер рассказывал, что замысел фильма пришел к нему в самолете: чтобы не скучать в дороге, Зайцев купил в аэропорту диск с ранними песнями Виктор Цоя. В отличие от торжественных композиций с пластинок «Группа крови» и «Звезда по имени Солнце», рассказывал Зайцев, легкие ранние композиции «Кино» связались у него в одно целое и предоставили режиссеру героя — сквозного персонажа песен Цоя, как раз такого бездельника, который «целыми днями занят бездельем, играет словами».
Придется признать, что в процессе переноса на экран этот трепетный образ претерпел фатальные изменения.
Парадокс: при чрезвычайно талантливой игре актеров Зайцев чисто режиссерскими средствами сумел создать ощущение фантастической ненатуральности всего, что происходит в кадре. Герои преувеличенно громко веселятся, преувеличенно радостно обнимаются, неоправданно экспрессивно признаются в любви и ненависти — настолько, что кажется, будто на монтаже были нарочно взяты неудачные дубли. Но дело не только в этом. Призванный очаровывать своей радужной внутренней полнотой герой Шагина под влиянием девушки с тонной косметики на лице оказывается слезливым никчемушником с пустыми глазами, а затем, ближе к концу фильма, суровым на лицо, но не менее пустым рок-старом. Ему не сочувствуешь и не сопереживаешь совсем — настолько, что когда в кадре появляется некий продюсер, эталон циничной сволочи (лучший эпизод фильма в исполнении режиссера Александра Вартанова), то в безжалостном и глумливом разносе, который он устраивает песням молодого дарования, слышится горькая правда и в первый и последний раз за фильм хочется сказать: «Верю». Наконец, чувство чудовищного контраста возникает, когда, кажется, нарочито неровное пение героя зачем-то сменяется оригиналом в исполнении Виктора Цоя; право, этого делать не стоило.
И, кажется, причин этого ясны: Зайцев переоценил снизошедшее на него в самолете наитие и воспринял название группы «Кино» слишком буквально:
ни героя, ни поколения, ни даже компании друзей, на особенную и полнокровную жизнь которых смотришь заворожено и завистливо, у него предъявить не получилось. И подвел его инструментарий его же неигровых картин: ощущение чрезмерности и надуманности часто возникает от того, как камера слезает со штатива, трясясь, ходит за героем по пятам или вдруг принимается показывать нам мир глазами персонажа. Когда так снимают настоящих бомжей или водил, получается очень круто и подлинно, а когда помещенную в условное настоящее историю — возникает диссонанс формы и содержания. Ну и о содержании: для того чтобы лепить персонажа из ранних песен Цоя, нужно еще в сценарии наделить его как минимум той же полнотой и объемом личности, какой обладал лирический герой песен раннего «Кино», иначе
хорошим актерам вместо романтичных бездельников придется играть туповатую, как из учебника по психиатрии, ничем не примечательную депрессию.
Интересно, что фильмы-поиски потерянных поколений стали фирменной чертой сестер Михалковых как продюсеров: «Бездельникам» помогала появиться на свет дебютировавшая в этом качестве Надежда Михалкова, точно так же как за шесть лет до того старшая, Анна, работала в том же качестве на картине «Похитители книг» Леонида Рыбакова. Автор той картины искал поколение, описанное в песнях «Мумий-тролля» — не слишком удачной картине Рыбакова хотя бы удалось убедительно констатировать в финале, что эта самая генерация растворилась во времени. Зайцев и Надежда Никитична попробовали забрать поглубже. И оказалось, что песни Цоя по-прежнему полны воздуха, но только без внятно рассказанной истории он в кадр не переносится.