Даже неудобно об этом говорить, но на концерте «Аукцыона» почти не было старых песен. Всякая группа, презентующая новый альбом, играет несколько номеров с него, а потом все равно выдает супербоевики, имеющиеся в загашнике. «Аукцыон» выдал из золотого репертуара одни «Осколки». Их все, конечно, встретили визгом и хором, но неужели этого достаточно? В роли старых песен были композиции, написанные уже в нулевые, вроде «Сине-зеленой» с альбома «Девушки поют».
Что поделаешь, все равно будем подпевать, куда ж мы денемся: «Солнечная моя, раненая её».
Новые песни мы, впрочем, тоже знали. Вторым номером спели «Хомбу» — новый хит, сочиненный Федоровым и клавишником и поэтом Озерским. «Хомба» выложена интернете, на «Хомбу» снят клип — судя по всему, одним дублем на репетиционной базе. В клипе Федоров жалуется, что перепутал все слова, что немудрено. «Катакомба, топинамба, тататахомба, я вижу колья, я слышу крылья», — непонятное заклинание, которое для каждого значит что-то свое, поклонники группы послушали уже раз эдак двести.
Ближе к концу Гаркуша выдал «Карандаши и палочки» — второй мегахит с нового альбома, веселый и грязный, как все песни Гаркуши. «Скоро будет пусто!» — кричал горбатый пожилой шут, которому уже полагается задумываться о смерти время от времени.
Публика «Аукцыона» становится старше с каждым годом.
Новые фанаты появляются — и подростки, и двадцатилетние девочки, но в среднем люди на концертах становятся спокойнее, старше, трезвее. Слэма нет. Пьяных драк нет. Визитов веселых гопников прямо в танцующий партер тоже не происходит. Сказывается, кроме всего прочего, порог отсечения: билет за 1200 рублей не располагает к пьяным шуткам.
Сама группа тоже изменилась необратимо.
Владимир Волков в постоянном составе «Аукцыона» означает самую жирную в русском роке басовую линию (и контрабас, и бас-гитара, и туба) — это дополнительная точка привлечения внимания (никто не умеет трясти хайром и водить жалом так харизматично, как это делает Волков) — и окончательную кашу с точки зрения концертного звука. Нет в России такого клуба, в котором громкая авангард-джазовая группа не звучала бы ужасной кашей, «Арена» тут не исключение. Бешено орудующий смычком Волков слышен лишь иногда. В какой-то момент он сел за клавиши и выдал немного игры на рояле. Внезапно выяснилось, что он прямо вот настоящий пианист, по крайней мере руки ставит красиво и лупит ими по клавиатуре бешено и вдохновенно. Результата, правда, не было слышно ни в одной точке.
Да и не надо, в сущности. Нельзя быть твердо уверенным даже в том, что «Аукцыон» сам себя слышит в мониторах на сцене. Эта музыка у этих людей в головах. Скорее всего, она там у каждого своя. Скорее всего, их вообще не интересует, какая музыка звучит в головах их публики.
Они и раньше-то к публике относились довольно прохладно, а теперь только Гаркуша говорит «спасибо!» после каждой своей песни, остальные на нас даже не смотрят.
Собственно, у такого оркестра уже и выбора нет — остается только превратиться с студийную группу. На альбоме «Юла» слышно уже все — и многоствольное пластмассовое диджериду, на котором играет иногда саксофонист Рубанов, и скрежет ногтями по деке волковского контрабаса, и клавишно-рояльная дуэль Волкова с Озерским, и сложная медная секция. Одиннадцать песен, все сплошь хиты с фигами в кармане. Зачем-то похожий на Земфиру и отчасти на «Короля и шута» рок-гимн «Метели». Песня «Кожаный» — неожиданное возвращение в самое начало девяностых, остросоциальная мелодекламация и почти панк-рок. На концерте альбом сыграли почти целиком, кстати.
Было бы немного легче, если бы из всего этого сделали бы грандиозный караоке, чем занимаются, в общем, почти все остальные группы. Какая разница, как «Аукцыон» сыграет «Дорогу», если мы ее и сами споем и спляшем. Но нет, вместо этого нам холодноватым тоном предлагают разобраться в новых диссонансах, выучить новую вербальную чепуху, сочиненную Озерским под чутким руководством Федорова или придуманную Гаркушей просто так. О'кей, мы все так и сделаем. Как будто у нас есть выбор. Все равно, если не ходить на концерт «Аукцыона» хотя бы раз в год, жизнь теряет краски.