Цивилизация
Последние лет десять искусство Черного континента находится в большом фаворе у интеллектуалов, причем не то архаическое ритуальное искусство, которым восторгались Пикассо и Модильяни, а современное. Стоит о нем упомянуть, как немедленно вспоминаются яркие живописные фантасмагории в примитивистском духе или избыточные инсталляции из всевозможного хлама. Однако Уильяма Кентриджа, родившегося в Йоханнесбурге больше полувека назад, к этой витальной волне, захлестнувшей сегодня западные музеи и галереи, отнести не получится.
Он штучное явление, рожденное из интеллигентских рефлексий, а не из гущи народной жизни.
Потомок английских колонизаторов всей душой ненавидел режим апартеида (собственно, на его обличение и были направлены первые художественные работы Кентриджа), но это вовсе не означало, будто автор желал перенять эстетические ценности у туземного населения. Никакой сугубо африканской экзотики у этого художника не отыскать – он, конечно же, питомец европейской культуры. Правда питомец с собственными вариациями и закидонами.
Мировую известность Кентридж получил после участия в кассельском арт-форуме Documenta 1997 года – к тому времени ему уже было за сорок. Вероятно, именно по причине зрелого возраста успех не вызвал у него звездной болезни в острой форме: этот человек и сегодня производит впечатление художника весьма адекватного, требовательного к себе, хотя и не чуждого меланхолической экстравагантности. Похоже, он действительно ищет соответствий между своими ощущениями и объективной реальностью — случай не столь уж частый в наши дни. При желании Кентриджа можно даже обвинить в старомодности, поскольку его изобразительная база – угольный рисунок в духе немецкого экспрессионизма, а этому самому экспрессионизму сто лет в обед. Да и в целом автор не чурается ретроспективных настроений: на его выставке
достаточно апелляций к культурному прошлому – музыке Моцарта, текстам Гоголя, немому кинематографу или сюрреалистическому театру.
Важно понимать тем не менее, что «потомок колонизаторов» это самое культурное прошлое не завоевывает, а отвоевывает – у времени и для себя, чтобы быть не формально свободным в условиях сегодняшнего арт-рынка, а свободным по-настоящему. Иногда ему это удается.
Выставку «Пять тем» придумал и сформировал больше двух лет назад американский куратор Марк Розенталь, и с тех пор она беспрерывно и почти в неизменном виде гастролирует по музеям и культурным центрам планеты. Нашим зрителям досталась, по сути, та же версия, что демонстрировалась в Нью-Йорке, Сан-Франциско, Вене, Иерусалиме. Что-нибудь устарело за отчетный период? Нет. Разве только на заре этого гастрольного тура сценография для оперы «Нос» на музыку Шостаковича в нью-йоркской Метрополитен-опере была новостью дня, а теперь стала историей. Из работы над гоголевской проблематикой образовался тогда автономный проект «Я не я, и лошадь не моя» – эдакое мультимедийное эссе из восьми проекций, где обыграна тема взлета и крушения русского авангарда, а заодно высмеяна тоталитарная подоплека сталинских процессов над «врагами народа». Так, один из виртуальных экранов воспроизводит куски стенограммы пленума ЦК ВКП(б), на котором бывшие соратники заклевывали Николая Бухарина.
Казалось бы, что может художник из ЮАР понимать про нашу историю? И при чем здесь Гоголь? А ведь понимает же – и немало.
И нос майора Ковалева возникает по делу.
Другой сценографический опыт представлен более детально. Имеется даже миниатюрный трехмерный театрик, на сцену, задник и кулисы которого проецируется анимация – говорят, точно воспроизводящая спектакль «Волшебная флейта» в брюссельском театре «Ла Монне». Наиболее масонская из всех опер, доживших до наших дней, посвящена аллегорическому противостоянию сил добра и зла, и художник здесь следует замыслу Моцарта, но не буквально, а за счет выливания на сценическую рамку потоков черно-белой мультипликации. Кстати,
Кентридж предпочитает оттенки черного и белого; выраженный цвет у него встречается крайне редко.
Надо полагать, коренится подобная установка все-таки не в критике апартеида. Это больше, чем заданная концепция, – это внутренняя предрасположенность.
Кентридж делает акцент не только на сюжетах, но и форме их подачи. Форма решает многое. Парафраз фильма «Путешествие на Луну» первопроходца синематографической фантастики Жоржа Мельеса, коллажи по мотивам легендарной пьесы «Король Убю» сюрреалиста Альфреда Жарри, авторский комикс про жадного капиталиста Сохо Экштейна и утонченного страдающего художника Феликса Тейтельбаума (они, как доктор Джекил и мистер Хайд, соединяют грани личности Кентриджа) – во всех случаях значимы метод, подход, технология. Они растут из автора, а он их сознательно — а иногда бессознательно — культивирует. Из востребованных актуальных художников Кентридж, пожалуй, самый «неактуальный» — зато вдумчивый, умелый, несуетный. А это трогает и располагает.
