Цивилизация
Ларри Краун (Том Хэнкс), менеджер в супермаркете, не без удовольствия горит на работе, с завидным умением находя в каком-нибудь перераспределении бройлеров на полках что-то творческое. Когда он, по обыкновению светясь именинником, является на ковер к руководству, уверенный, что сейчас его в порядке приятной рутины в 10-й раз признают «работником месяца» да и отпустят с миром, ему вручают приказ об увольнении. На дворе кризис, надо кого-то сократить, и отсутствие у героя диплома о высшем образовании выходит ему боком, притом что формально круг его обязанностей не требует ни гуманитарной подкованности, ни полутора пядей во лбу.
Вместо того чтобы сходить домой за помповым ружьем и, передергивая затвор перед камерами видеонаблюдения, уже с ним напоследок проинспектировать торговые залы, Ларри отправляется в местный колледж, где записывается на курсы по экономике и ораторскому мастерству. Искусство правильно излагать мысли без особого пыла преподает Мерседес (Джулия Робертс), красавица алкоголичка, вцепляющаяся в бутылку, как Геббельс в пистолет, всякий раз, когда кто-нибудь из тупых учеников предположит, что Ренессанс — это такой курорт.
По замыслу авторов, Ларри — подчеркнуто типовой американец, переживающий непростые десятые и безликий, как имярек из статистики по наполняемости продуктовой корзины.
То есть это идеальный образ для актера, сценариста, режиссера и продюсера проекта Тома Хэнкса, освоенный им в ранних комедиях и докрученный до предела настроек в «Форресте Гампе». Для того чтобы опознать в таком персонаже себя, целевой аудитории в США наверняка потребовалось предпринять моральные усилия (и, судя по скромным сборам фильма на родине, в этих усилиях она не преуспела). Герой одинок, толстоват, простоват, опутан кредитами и на шестом десятке вот-вот расстанется со всем как будто бы кропотливо нажитым, но при этом совершенно иллюзорным имуществом. Единственное, что есть у него в активе, это не замутненное рябью пораженческой рефлексии величие духа.
Тот безграничный оптимизм, который пробуждает у стороннего человека, имеющего больше вопросов к мироустройству, в равной степени объяснимое желание то ли бережно уложить Ларри в стеклянную банку на ватку, как ценного жука, то ли дать с ноги.
Психологически значимая, но при этом на житейском уровне, понятно, необременительная для героя проблема состоит в том, что дать с ноги ему элементарно некому (в том же «Форресте Гампе», с одной стороны, не претендующем на реализм, но куда более близком к правде, находилось кому). Процент добрых людей в фильме зашкаливает — особенно это касается латиноамериканских тинейджеров, которые в какой-то момент берут героя под ни чем не мотивированное по сюжету (как и практически все здесь) дружеское покровительство. В свою очередь, от генерируемой в кадре толерантности и душевного тепла довольно быстро становится не продохнуть, как от калорифера, немилосердно жарящего в замкнутом и не проветриваемом помещении.
В таких куда более тонко построенных картинах, как, скажем, «Мне бы в небо» или выходящий на следующей неделе «Бобер», пережить кризис (экономический, среднего возраста или тот и другой вместе) немолодым мужчинам удается с помощью нормированного цинизма или безумия. Тогда как главным залогом выживания и здорового сна в «Ларри Крауне» является стоеросовая простота центрального персонажа, к которой, по народным наблюдениям, должны вроде бы тянуться люди.
В какой-то момент, как нетрудно догадаться, подтягивается и героиня Робертс, причем движет ею никак не страсть, а скорее достигшая критического предела мизантропия.
Если долго мыкаться в сумрачных лабиринтах своего излишне богатого внутреннего мира, в конце концов нет-нет да и глянешь не без заинтересованной зависти на проезжающий мимо на скутере сгусток немудрящего молекулярного счастья в по-старперски заправленной в шорты рубашке.
Как и в любой социальной агитке, даже если она стилизована под мелодраму, ни о какой чувственной составляющей в картине речи не идет – ну, мысленно представив себе рядышком Хэнкса и Робертс, это можно было предположить и без похода на «Ларри Крауна». Сцена с единственным поцелуем производит скорее мучительное впечатление — как будто в хорроре двое напряженно топчутся в полутьме, силясь выгрызть что-то друг у друга изо рта. Тогда как в ключевом для любого ромкома стратегическом эпизоде, где по секундомеру принято затепливать свечи и заряжать Криса де Бурга, герой довольно жлобским манером (который житейской простоте ничуть не противоречит) и без лирики уводит девушку в гостиничный номер и захлопывает дверь.
По-настоящему живой человек на всю эту улыбчивую гипсокартонную гоп-компанию один — это муж учительницы, пьющий прозаик, который днями напролет лазает по сетевым порноресурсам и остроумно расценивает оставление там комментариев как самодостаточный вид творческой деятельности.
В жестко запрограммированном на позитив мирке «Ларри Крауна» только он коллективного счастья не ищет, а, напротив, всячески от него бежит, поскальзываясь, чертыхаясь и рявкая, что у Джулии Робертс нет сисек. И в силу этого упертого нежелания идти в ногу единственный здесь заслуживает чего-то вроде сочувствия.
