Цивилизация
В 90-е в американских городах можно было увидеть граффити: «Архитектура больше не любит вас». Слово «архитектура» тут было заменой слова «Бог» — а может, и не было, просто архитектура действительно давно перестала нас любить — не в 90-е, а гораздо раньше. Теперь она любит что-то другое — себя, например, или деньги.
Существование прекрасной книжки Джейн Джекобс «Смерть и жизнь больших американских городов» доказывает, что умные тексты могут изменить отношение к миру, но мир изменить не в состоянии.
Лет через сорок после выхода этого труда Джейн Джекобс спросили, что она думает о больших американских городах сегодня. Она ответила: «Это трагедия... ничего не изменилось».
Книга вышла в 1961 году и стала классикой. Джекобс, которую называли «крестной матерью урбанистики», пыталась показать, что все планы по реконструкции и «улучшению» городов вели, по сути, к убийству городов. Городское планирование абстрактно, оно опирается на представление о городе как о конструкторе, наборе разных кубиков, которые можно механически соединить, вычистить трущобы, добавить «побольше парков и скверов», и тогда вроде бы настанет всеобщее счастье. Как в фильме «Темный город»: растут и разваливаются башни, пока люди находятся в анабиозе; проснувшись, никто не помнит, кем он был и где он жил вчера.
В «Смерти и жизни больших американских городов» населенный пункт рассматривается ни в коем случае не как конструктор и даже не только как живой организм: для Джекобс город — это увлекательный и смутно предсказуемый процесс, огромный котел, в котором постоянно что-то булькает и дымится.
У города, как и у каждого жилого района, есть собственный порядок, и автор пытается нащупать действующие в нем законы спонтанной жизни.
Но это не учебник по урбанистике. Произведение включает в себя личную историю Джекобс и ее взаимоотношений с районом Гринвич-Виллидж, на примере которого автор объясняет принципы городской жизни. Отчасти это бюрократический триллер, отчасти метафизический боевик, в котором «темные силы» — это всего лишь неправильные представления о городе. Отдельно и больно достается Ле Корбюзье и его «лучезарному городу» — прекрасному, соразмерному и совершенно не приспособленному для людей. «Большой город не может быть произведением искусства», — уверена Джекобс. Она нападает на всех, кто видит будущее городов в унификации, на всех, кто заставляет нас «найти свой батальон горожан с прикрепленными ценниками и маршировать в общем строю».
«Это распространенная аксиома: люди очаровательны в малых количествах и отвратительны в больших, — пишет автор. — Если стоять на этой точке зрения, отсюда следует, что концентрацию людей нужно физически минимизировать всеми способами: уменьшать, насколько возможно, само их количество и, кроме того, поддерживать иллюзии пригородных лужаек и свойственной малым городкам безмятежности. Отсюда следует также, что бьющее ключом разнообразие, присущее большим концентрированным скоплениям людей, нужно приглушать, прятать, сглаживать, стыдливо превращая в подобие более разреженной, более податливой откровенной однородности, часто свойственной зонам со сравнительно редким населением. Отсюда следует, что беспокойные существа, каковыми являются люди, когда их собирается вместе много, необходимо распределять по клеткам и убирать с глаз долой, добиваясь максимальной тишины и порядка, точно на современной птицеферме».
Это жесткий, иногда даже злобный текст, но текст о любви. Джекобс, похоже, считала города своими друзьями, спорила с ними, наблюдала, как они ведут себя в той или иной ситуации.
Она пытается привить эту точку зрения читателям, переключить их восприятие, идет ли речь об автомобильных пробках, финансах или уличной преступности.
Некоторые ее выводы и сегодня поразительны — настолько же очевидны, насколько неожиданны. Она исследует жизнеспособность городских парков и мимоходом сообщает, что, хотя их проектируют для отдыха горожан, «посетителям городских парков не важно, в каком окружении находятся здания; им важно, в каком окружении находятся они сами. Для них парк — это передний план, здания — задний, а не наоборот». Такая смена фокуса работает в любом контексте, попробуйте сами.
Или вот еще: для того чтобы район жил, считает Джекобс, необходимо разнообразие — и разнообразие использования этого района, и здания разного возраста на одной улице, и, как результат, люди разного достатка, живущие здесь. Улица жива только тогда, когда ее используют разные люди в разное время и с разными целями. Офисный квартал перенаселен во время ланча и мертв после семи вечера, а город не терпит такой пустоты, и этот район станет опасным. Парк, около которого живут только «белые воротнички», будет использоваться только два-три часа в день и тоже мутирует, станет угрожающим пространством. Как тут не вспомнить синий остов московского «Сити», обиталище гастарбайтеров и больших надежд — он выглядит скорее как мираж или реклама, пришпиленная к московскому пейзажу, чем как живая часть города.
Джекобс исследует и вопрос денег и неожиданно объясняет, что большие деньги ничего хорошего для города не делают. Крупные единовременные вливания в расчистку трущоб или строительство новых больших торговых центров — это катаклизм, а перемены, чтобы быть успешными, должны приходить постепенно. «Убивая успешное разнообразие деньгами, мы, можно сказать, душим его в объятиях».
Не все теории Джекобс работают здесь и сейчас. Абсолютно утопически выглядит в Москве заявление о том, что представителя мэра в том или ином районе должен сместить выборный представитель, и тогда все в районе будет хорошо.
«В конечном счете, — пишет Джекобс, — есть только две общественные силы, формирующие большие американские города и управляющие ими: голоса и контроль над деньгами. Чтобы звучало симпатичнее, можно употребить выражения «общественное мнение» и «распределение финансовых средств», но все равно это голоса и деньги». В нашей стране этот тезис звучит иначе: деньги и деньги, «распределение финансовых средств» и «распределение того, что осталось после первого распределения».
Тем не менее книга «Смерть и жизнь больших американских городов» очень нужна именно здесь и именно сейчас — хотя бы для того, чтобы чуть-чуть сдвинуть фокус, осознать себя не частью неприятного пейзажа, а кем-то, от кого этот пейзаж зависит. Архитектура больше не любит нас? Вот и хорошо, мы тоже давно перестали относиться к ней как к подруге.
