Цивилизация
Сперва на обложке нового одноименного альбома группы Interpol должен был быть логотип группы, выполненный в виде парящего в черном космосе монолита. Однако весной, когда все песни уже были записаны, группа сообщила, что Карлос Дэнглер – самый стильный ее участник – решил покончить с игрой на бас-гитаре. Сообщение появилось 9 мая, альбом вышел 7 сентября, и за эти месяцы обложка претерпела изменения — во тьме летели уже осколки монолита. Критики пластинку отругали, а поклонники пригорюнились, ожидая скорых вестей о несимволическом распаде коллектива.
Тем не менее нынешний тур оказался едва ли не самым успешным в карьере Interpol: они достигли удивительной сыгранности, а фронтмен Пол Бэнкс рассказал в интервью, что никогда еще группа не чувствовала такой силы, выходя на сцену.
Слово «группа» здесь особенно важно: Interpol — это не лидер с аккомпанирующим составом, а именно творческое объединение. Поэтому, когда перед первым московским концертом «Парку культуры» удалось встретиться только с гитаристом Дэниелом Кесслером и барабанщиком Сэмом Фогарино, мы не слишком расстроились. Основатель группы Кесслер мягко, но настойчиво отметает все разговоры о кризисе в группе: «Карлос ушел, но теперь мы играем с новыми отличными музыкантами (пока, правда, не включенными в официальный состав — ПК), мы всегда открыты новому. А что касается расколотого логотипа на обложке, то это лучше спросить у Пола. Вообще он хотел сделать что-то минималистское, в духе кубриковской «Космической одиссеи-2001». Никакого символизма там нет, уверяю вас».
Подтверждением его слов несколькими часами позже стал концерт группы в переполненном А2 (бывшем Б1). Музыканты, на которых на улице вряд ли обратишь внимание (безразличие к журналистам, сальные волосы и покрытое родинками лицо Бэнкса уже давно собрали свой урожай шуток), на сцене преображаются в настоящих (хоть и очень сосредоточенных) рок-звезд.
Даром что их самоуглубленный постпанк в записи звучит камерно и почти интимно — живьем песни приобретают почти эпический масштаб, на что публика отвечает радостными хлопками и хоровыми распевами (как на песне «Evil», например).
Фогарино гордится тем, что в свои 43 (он самый старый член группы) до сих пор может играть рок. По барабанам он лупит с такой точностью, что самые размеренные песни (вроде «Memory Serves» или «Rest My Chemistry») обретают силу гипнотизма, свойственную скорее гремучему ямайскому дабу, чем белокожему инди-року.
Подобные соединения для музыкантов в порядке вещей. Кесслер и Бэнкс – британцы, Фогарино – американский итальянец, бывший басист Дэнглер – сын колумбийки и немца. «В Америке сегодня очень много разной музыки. Вечный конфликт с британской сценой мне кажется исчерпанным, — объясняет Кесслер. – Мы, в свою очередь, стараемся взять все лучшее: я не хочу себя ограничивать. Мы не британцы и не американцы». «Мы, получается, между ними. Поэтому мы и Interpol», — резюмирует Фогарино.
Ключевой же особенностью Interpol, от которой живьем никак не отмахнуться, оказалось то, что группу, шагавшую во главе возрожденного постпанка и прочего гитарного постмодернизма, сегодня не с кем сравнить.
По правде говоря, этого и раньше не подразумевалось: Бэнкс не называл своим отцом Йена Кертиса, как это делал Джек Уайт с Робертом Плантом. Но сегодня любые сравнения с Joy Division окажутся неправомерными: отголосков механической британской патетики у Interpol нет и в помине. На сцене они ведут себя по-американски небрежно, а песни строят по-британски изысканно. Они не сгущают краски, скорее тревожат: такую тревогу испытываешь в метро вечером в час пик или от внезапного порыва ветра. Фогарино объясняет, что целью группы никогда не было возрождение духа культового клуба CBGB (в котором начинали Blondie, Sonic Youth и др.) «Мне было непонятно, зачем все это делать, если можно показывать реальную картину настоящего, а не корчить из себя вчерашних звезд», — говорит музыкант.
Цель эта, судя по всему, достигнута.
Во-первых, потому что придумать несмешное сопровождение трагическому баритону — задача более сложная, чем может показаться, а среди претензий к Interpol редко фигурируют упреки в неубедительности.
А во-вторых, шаткие нулевые и тревожное начало десятых, если разобраться, нашли едва ли не самое точное воплощение в музыке американцев. Лирический герой Пола Бэнкса сомневается, но не оставляет себе никакого выбора, кроме движения (как этот самый монолит, обреченный лететь сквозь вселенную). Такова, видимо, сегодняшняя рок-звезда, если это понятие вообще в данном случае правомерно. Впрочем, сами музыканты не видят никакого противоречия. «Если я говорю, что я рок-музыкант, то это не означает, что я себя ассоциирую с группой Aerosmith, — объясняет Фогарино. — Я помню, в начале 90-х я играл в другой группе, мы жили в такой маленькой квартирке, и моя соседка увидела, как я вытаскиваю барабаны из машины, и спросила: «О, ты играешь в рок-группе?» Я ответил, мол, ну да. И тут моя девушка меня дернула за рукав: не говори, а то подумает, это что-то ты играешь где-то типа Judas Priest. И я тогда подумал: что за херня?»
