Цивилизация
— Нам с детства всегда говорили, что балет Большого театра – это лучший балет в мире. Это утверждение остается верным по сей день? Действительно ли это так сейчас?
— В мире есть масса великолепных трупп. Что делает их такими? Во-первых, это школа. У Большого она сейчас сильнейшая. Были моменты, когда она была слабее, но сейчас она возродилась и принесла миру массу прекраснейших артистов. Каждый сезон у вас появляются новые и новые артисты. Во Франции тоже есть новые артисты, но они не настолько убедительны и совсем не такие страстные, как артисты Большого. Так что да, балет Большого театра был и остается лучшим балетом в мире. Это очевидно.
— Расскажите, в чем суть вашего проекта? Как возникла его идея? И как прошла последняя трансляция?
— Вот уже три года театр Метрополитен-опера в Нью-Йорке каждый сезон показывает свои представления в кинотеатрах по всему миру. Сейчас количество городов, где идут такие показы, перевалило за тысячу — это очень много. У меня есть партнер Жерар Гийом, мы с ним решили организовать аналогичную систему трансляций, но с оперой это было уже невозможно: «Метрополитен» приобрел эксклюзивные права на такой проект. Поэтому мы решили заняться балетом Большого театра. 2 года мы обсуждали проект и вели переговоры с руководством Большого, Анатолием Иксановым и Антоном Гетманом, чтобы воплотить эту идею – показывать спектакли в кинотеатрах.
Мы провели массу времени в разговорах, как, что и когда мы будем делать, и даже репетировали то, как это может быть: в работе с балетными представлениями очень важна четкость.
В результате мы придумали такое решение. Воскресный спектакль начинается в 7 вечера в Москве. В европейских странах в это время 5 часов — это очень удобное время для простых зрителей (в том числе с маленькими детьми) и для студентов балетных студий в западной Европе прийти в кинотеатр в это время и посмотреть трансляцию. Мы получили возможность показать балет очень, очень большому количеству людей сразу.
И вот мы начали сезон. 31 декабря 2010 года мы показывали «Щелкунчика», 11 января этого года – «Жизель», а вчера «Дон Кихот» с Натальей Осиповой и Иваном Васильевым. И это было потрясающе.
— А как технически организована трансляция?
— Большой театр захотел пригласить производственную группу из Франции, которая уже занималась съемками, но для телекомпании Arte, в частности они сделали DVD «Пиковая Дама» с Цискаридзе. У меня же есть друг, который занимался съемками балета в Мариинском театре. В результате для наших трансляций мы использовали техническую базу Мариинки – два грузовика техники и режиссерский автобус. Сигнал передается через несколько спутников во множество стран мира, от Европы до Австралии, для синхронной трансляции. Вчера балет смотрели 60 тысяч зрителей. Даже в Нью-Йорке, где в это время 11 утра, у нас были полные залы: люди пришли смотреть балет Большого. Кроме того, мы все записывали и имеем право на три повторных показа после прямого эфира.
— А как распространялись билеты?
— Билеты чуть дороже, чем на обычный сеанс. Обычный сеанс стоит 7–9 евро, а наш от 15 до 20. 20 — это уже с легким фуршетом. И, конечно, это должен быть цифровой кинотеатр, оснащенный транскодером для принятия спутникового сигнала, способный вмещать до 450 зрителей. Чаще всего мы работаем с мультиплексами, которые предоставляют нам один из залов на вечер.
— В Москве и других городах России многие не отказались бы посмотреть балет Большого на киноэкране…
— Вы знаете, у руководства Большого есть такой план: они хотят показывать трансляции в Новосибирске, Уфе, Красноярске и особенно в Сочи. Так что очень может быть, что скоро это будет доступно по всей России.
— А почему вы решили работать именно с Большим театром?
— Прежде всего Большой театр — это бренд: люди по всему миру помнят Васильева и Максимову по 60-м и даже Уланову еще из 30-х годов. А вот зачем это нужно Большому – интересный вопрос. Понимаете, есть разные пути развития жизни: некоторые в ней делают очень много всего, а потом сбавляют обороты; другие же с каждым годом лишь наращивают обороты. Большой театр идет по второму пути — и поступает, замечу, очень разумно. Опыт Метрополитен-опера показал, что, это, во-первых, финансово успешный проект. На следующий день после второго показа я поговорил с Екатериной Новиковой, пресс-секретарем Большого, она мне рассказала, что трансляцию обсуждали во всех балетных блогах — и это очень хорошо с точки зрения рекламы. Престиж и популярность Большого многократно усиливаются. Успех этот, кстати, неудивителен. Труппа Большого гастролирует на всех континентах, представляет классические постановки. И та публика, которая посещает их спектакли, — это очень особенные люди: они хотят видеть больше и больше. Так что если есть шанс посмотреть балет Большого еще раз, они им радостно воспользуются.
— То есть вам было сразу понятно, что работа с Большим театром будет успешной и выгодной?
— Я бы так не сказал. Дело даже не в выгоде. Исторически сложилось, что Большой — это сакральный символ балета. Мы, конечно же, могли бы осуществить наш проект с Мариинским театром. Но мы не были уверены в том, что Мариинка будет достаточно гибкой в вопросах организации съемки и в отношении того, как мы видим их представление. У нас же есть наше видение того, как мы хотим представить ту или иную труппу на экране. Я же сам бывший артист балета, я танцевал в Гранд-Опера.
Я понимаю, как хорошо и удачно представить балет зрителю, и мне очень нравится это делать.
Большой оказался очень гибким и разумным, предоставив нам свободу действий. И вот, после некоего затишья 80-х, когда и школа, и постановки Большого были слабее, труппа приобретает новую силу и возможности, работает с самыми лучшими хореографами мира и совершает такой технический прорыв с нашей помощью. Они оказались более готовыми развиваться, чем Мариинка. Валерий Гергиев проделал великолепную работу, полностью сфокусировавшись на оркестре, и мне кажется, что он не настолько заинтересован в продвижении балета — и это грустно. Большой же, напротив, принял вызов времени.
— Ваши трансляции привлекают уже знакомую с предметом публику или становятся новым аттракционом для тех людей, которые вообще никогда не интересовались балетом?
— Они привлекают самых разных людей. Это те, кто привык ходить в кинотеатры, и мы предлагаем им новый продукт для просмотра. Конечно, это те самые маленькие девочки из балетных школ, и они приходят с родителями, которые часто до этого балета не видели вовсе. Зритель может разочароваться в балете. А может быть и наоборот: никогда не любив балета, очаруется прекрасным спектаклем Большого и будет приходить снова и снова. Во Франции же есть такая проблема: маленькие частные агентства приглашают очень средних артистов разных трупп для небольших выступлений в маленьких театрах и называют это балетом, от чего страдают все и искажается идея балетного спектакля в принципе. А в случае с трансляцией есть возможность увидеть потрясающее выступление высочайшего уровня и полюбить балет всей душой.
— И все же росла ли аудитория показов?
— Да, конечно. И не только аудитория росла, но и количество кинотеатров выросло. Многие кинотеатры перестраховались и взяли нас позже, уже узнав об успехе показов от коллег. Сейчас у нас более 400 кинотеатров, в следующем сезоне планируется около 1000.
— Ваша компания сотрудничает с еще какими-нибудь театрами?
— Мы только начали нашу работу. У нас уже есть несколько предложений. К нашей радости, Большой не требовал никакой эксклюзивности, и мы можем работать с разными театрами. Но, конечно же, мы не будем делать таких проектов с прямыми конкурентами Большого. Скорее всего, мы будем работать с современными постановками, труппой Бежара например. Я вам не могу сейчас всего рассказать, но мы развиваемся.
— Почему, кстати, вы выбрали для первых трансляций классические, а не современные постановки?
— Потому что их хотят смотреть. Я думаю, что, когда современная школа танца станет интересна всем, мы с удовольствием и ею займемся. Конечно, мы думаем не только о классическом репертуаре, о новом тоже. Мы же только начинаем. Сейчас мы формируем нашу публику, пестуем их преданность балету и готовность приходить на показы каждый раз. Мы пока только демонстрируем нашу идею, и это проще всего сделать, работая с классикой.
— На этом рынке уже есть конкуренция?
— Такие компании есть, но их мало. Мы в самом начале пути.
— Как вы думаете, может ли сложиться такая ситуация, что театры перестанут вовсе ездить на гастроли и люди будут смотреть их выступления в кино?
— Я думаю, что как раз наоборот. Чем больше люди будут видеть на большом экране, тем больше они захотят увидеть на сцене. Но у всего есть свои пределы. Не все города мира могут принять труппу Большого, и не везде есть технически оснащенные кинотеатры. Когда Большой приезжает во Францию, выступать они могут только в Париже: только там есть подходящая для Большого сцена.
— Каково это вообще — показывать балет на экране? Ведь визуально это совершенно иное ощущение.
— Для меня балет – это абсолют красоты. Только на экране у меня есть возможность показать лица артистов крупным планом. Донести эмоцию. Очень часто невозможно увидеть все напряжение балерины. В «Жизели» в конце первого акта есть сцена безумия, и Светлана Лункина, исполнявшая главную роль, невероятно красивая балерина, танцевала с невероятным вдохновением — нужно было видеть ее глаза, это было как кино. И даже если вы сидите на первом ряду, невозможно увидеть всех этих эмоций. Я должен сказать, что я очень горд, что мы все это сделали. Кто-то должен был, и я рад, что это были мы.
— В народном сознании Большой театр — это такое высокое искусство для избранных. Некоторым кажется, что туда даже билетов не продают…
— Мне кажется, что это не так. Конечно, сейчас сильно изменилась экономическая ситуация, и раньше было гораздо проще попасть в Большой театр, но все же он открыт и для скромной публики. Возможность есть, и есть спрос. Хотя, конечно же, не все так просто, и олигархи чаще посещают в театр. Ну, вы понимаете…
— То есть вам кажется, что балет из элитарного искусства благодаря показам в кинотеатрах может стать опять тем, чем он был в 60-е?
— Балетная публика всегда делилась на две части – это неизменная элита и простые люди. Маленькие девочки, которые мечтают о балете, хотят учиться танцевать. Во Франции более трех тысяч балетных школ, во многих более сотни студентов — это масса народу.
— Вы сейчас сказали про маленьких девочек, и на ум сразу пришел «Черный Лебедь» Аронофски – тоже в своем роде инструмент популяризации балета...
— Да! Конечно! Я его видел! (смеется) Он мне и понравился, и не понравился. В нем очень много паранойи, фантазмов, которые имеют мало общего с реальной балетной жизнью. Конечно, я обожаю Натали Портман по хорошим и нехорошим причинам…(смеется). Но фильм очень далек от реальной жизни, он ненастоящий, и балетные себя так не ведут как правило. Во многих труппах плетутся интриги — это бывает, но на самом деле не так все происходит. Нельзя, чтобы люди так думали про балет.
— Тем не менее как вам кажется: возвращение интереса к балету уже можно констатировать?
— Ну, вы знаете, как это бывает: у вас дома есть какие-то вещи, они очень красивые, но вы к ним привыкли и даже не замечаете их. И вдруг происходит что-то, что заставляет посмотреть на эти предметы по-новому. Примерно так произошло с балетом сейчас. Мы знали, что балет есть, он красивый и что он никуда не денется, и на какое-то время потеряли к нему интерес. И вдруг этот фильм принес балету новую жизнь. Хотя может быть и обратный эффект. Я не захочу отправлять мою маленькую дочку в этот мир сумасшествия и опасных людей — понимаете, о чем я? (смеется) Хотя иногда бывает и так. Люди становятся одержимыми искусством настолько, что сходят с ума. Я боюсь, что это может произойти здесь с некоторыми артистами Большого, но я вам этого не говорил, не выдавайте меня. (смеется)
— А с чем вы дальше планируете поработать? Есть ли у вас еще проекты с Большим?
— В следующем сезоне 2011–2012 мы транслируем 6 спектаклей. И даже будет некий сюрприз, о котором я пока не могу говорить. И в октябре откроется большая сцена – возможно, часть трансляций мы будем делать оттуда.
