Как известно, именно сюрреалисты придумали игру под названием «Изысканный труп»: на загнутом листе бумаги каждый участник писал какую-нибудь фразу, не зная, как самовыразился предыдущий игрок и что напишет следующий. Кстати, в нашем детстве вариация этой игры была известна под именем «чепуха». Однако никакой чепухи Андре Бретон, Филипп Супо, Поль Элюар и прочие приверженцы новой эстетики не подразумевали. Совокупный текст считался образцовым произведением, отражающим самую суть сюрреалистического отношения к действительности.
То, что происходит сейчас в выставочном зале Государственного исторического музея (эта площадка располагается в бывшем Музее Ленина), можно расценить как игру в «Изысканный труп» наоборот. Довольно хорошо знакомая панорама творчества художников-сюрреалистов сворачивается до отдельных, почти случайных фрагментов – и вот уже поди разбери, что там имели в виду участники того давнего арт-процесса. Чтобы разгадать предложенную шараду, надо бы в деталях представлять художественные биографии Джорджо де Кирико, Макса Эрнста, Роберто Матта, Сальвадора Дали, Рене Магритта, а заодно и еще пары десятков авторов, которых на выставке нет и в помине. Более того, следует непременно держать в голове, что большинство здешних экспонатов – это отзвуки былой славы, то есть экземпляры тиражной графики, созданной престарелыми художниками «по мотивам» своих знаменитых произведений. Почти все листы, за редкими исключениями, датированы 1960–1970-ми годами.
Сами можете прикинуть, сколько лет минуло со времен довоенного триумфа сюрреализма, а заодно и подсчитать возраст авторов (для примера, Джорджо де Кирико родился в 1888 году, а Макс Эрнст в 1891-м).
Понятно, что о вдохновенных порывах говорить здесь не приходится – скорее уж о консервации прежних находок. Да и сами гравюры с литографиями, если иметь в виду технологию, вряд ли созданы руками немолодых мэтров. Надо полагать, их роль заключалась в подготовке предварительных эскизов и в проставлении подписей на готовом продукте. От этого, конечно, листы не перестают считаться подлинными творениями великих художников, однако зрителям не мешало бы представлять, как на самом деле бывает устроена подобная «творческая кухня». Живописцы зачастую вообще не владеют ни умением гравера, ни навыками рисования на литографском камне, ни квалификацией печатника – для всего этого имеются специально обученные люди... Заметьте, речь не идет о каком-то «сенсационном разоблачении»: кому надо, те и так в курсе. А вот широкая публика на выставках далеко не всегда понимает, что именно ей показывают.
Исходя из сказанного, логично было бы предположить, что галерея InArtis, созданная два года назад и уже успевшая заявить о себе несколькими шумными проектами в сфере печатной графики, использует ситуацию с музейной выставкой, чтобы коллекцию сюрреалистов продать подороже – так сказать, на волне информационного успеха. Но вроде бы это не так. По словам пиар-представителей галереи, ничего продавать они не собираются. В ближайшее время, по крайней мере. Экспонаты позаимствованы у нескольких европейских и американских коллекционеров и по окончании выставки должны вернуться к хозяевам.
При таком раскладе совсем непонятно, чего ради затевался проект. На входных билетах намерены зарабатывать? Или вообще озаботились просветительской миссией? Тогда давайте просвещаться.%
«Сюрреализм – средство тотального освобождения духа и всего, что на него похоже», – говорится в декларации 1925 года, выпущенной от имени Бюро сюрреалистических исследований. Согласитесь, довольно сомнительная идейная платформа для объединения разных авторов. Со временем действительно выяснилось, что никакого творческого братства у них не получилось. Каждый пошел своей дорогой, так что термин «сюрреализм» указывает лишь на истоки стиля... Про Сальвадора Дали публика знает больше, чем про всех остальных, – с него и начнем краткий обзор экспозиции. Именем знаменитого художника освящены здесь два десятка цветных литографий 1971 года выпуска. Это откровенные перепевы прежних мотивов. В композициях с характерными названиями типа «Скромных мученических наслаждений» или «Спутников, отполированных статическими личинками» можно отыскать и слонов на страусиных ногах, и обмякшие часы, и фигуры с подпорками-костылями, и каннибальского толка гастрономию. Следует признать, что эти опусы к наследию Дали ничего уже не прибавляют, но если у кого-то есть привычка застывать с разинутым ртом перед любым произведением данного автора, то ею тут самое место воспользоваться. Примерно то же относится и к печатной графике Рене Магритта: налицо эксплуатация прежних образов. Не считать же офорт 1962 года под названием «Это не трубка» глубокомысленным развитием той же темы, отображенной в живописи конца 1920-х? Про великого же де Кирико и вовсе нет необходимости особо распространяться: на выставке представлен лишь один его печатный лист, намекающий на давнишние метафизические искания. Само собой, литография «Манекен» датируется 1964 годом.
Выше говорилось о редких исключениях в смысле датировок – к их числу относятся печатные листы Макса Эрнста из серии «Бельфорский лев».
Сделаны они в 1934 году, то есть в разгар сюрреалистического триумфа. Правда, чтобы оценить авторский замысел, надо бы осознавать, что Эрнст в этот период имел склонность к тонким коллажам, переиначивающим содержание массовой культуры, а то и сводящим это содержание к абсурду. Наверное, стоило сей факт как-то прокомментировать, а то ведь зритель может подумать, что художник-сюрреалист сам насочинял сюжеты из популярной викторианской литературы... Кстати, отыщутся в экспозиции и две работы Доротеи Таннинг, американской жены Макса Эрнста и тоже последовательницы сюрреализма (если только считать, что в 1970 году слово «сюрреализм» означало что-нибудь конкретное). И уж точно не было проку причислять к когорте сюрреалистов швейцарского художника Ханса Руди Гигера, чьи шелкографии, причем в немалом количестве, украшают выставку. Гигер, конечно, по-своему крут (вспомнить хотя бы, что именно он придумал образ инопланетного монстра для «Чужого» Ридли Скотта), но вообще-то с сюрреалистами его связывает разве что тяга к комбинированию форм и стремление к чему-нибудь необыденному, даже запредельному.
Жидковатость, поздноватость и фрагментарность материала вуалируется рядом спецэффектов.
Стенды окрашены в смачный фиолетовый цвет, там и тут по стенам возникают силуэты сюрреалистических образов, в центре зала под музыку хамелеонски меняют окрас пластиковые параллелепипеды, а в нишах под потолком снует трехканальная анимация «на заданную тему». Если бы сия сценография сопровождала какие-то настоящие шедевры, она бы могла и раздражать, а так – нет, нормально. Формат «шоу про сюрреализм» предполагает именно такую подачу. А чтобы как следует познакомиться с вопросом, надо все-таки ехать в соответствующие западные музеи или же у себя дома дожидаться полноценных гастролей.