Цивилизация
Что такое московская школа? Культурный миф гласит, что, в отличие от петербургских профессионалов, москвичи танцуют более эмоционально и открыто, упирая на актерские нюансы. Буклет программы сравнивает балет культурных столиц с их же архитектурой (холодноватое совершенство питерских проспектов и милая запутанность московских переулков). Автор идеи «Отражений» Сергей Данилян решил проверить, насколько в наши дни легенда отражает действительность.
Итак, семь известных балерин, почти ровесниц. Мария Кочеткова (балет Сан-Франциско). Полина Семионова (Берлинская государственная опера). Екатерина Крысанова, Наталья Осипова, Анастасия Сташкевич и Екатерина Шипулина (Большой театр). И Ольга Малиновская (Эстонская национальная опера). Все выпускницы московской Академии хореографии. Некоторые даже одноклассницы, но кто-то работает в Большом театре, другие за границей, что автоматически ведет вторых к расширению опыта. И психофизика, естественно, разная. Теперь приглашаем для девушек партнеров – солистов Большого Ивана Васильева, Александра Волчкова, Дениса Савина и Вячеслава Лопатина (одноклассников при этом прибавилось). Находим хореографов, которые поставят балеты и концертные номера. И смотрим, как будет цвести древо с общим «культурным корнем», но разными ветками. Картинка усложняется тем, что в классике девушкам было заведомо отказано: им предоставили современный танец разных типов. Это дает заведомо неровное качество хореографии: кто-то сочинит конфетку, а кто-то, неизбежно, касторку. И главное — балеринам, а заодно и публике предстоит понять, насколько навыки академического образования позволяют справляться с неакадемическим движением.
И сработает ли другой балетный миф, гласящий: классические навыки позволяют танцевать все что угодно.
Начало программы это самое «всё» опровергает сразу. Балет «Ремансос» («Заводь») поставлен знаменитым испанцем Начо Дуато. В изумительной хореографии с мириадами полутонов все подлинно иберийское – и музыка Гранадоса, и неистовое преломление любовной темы в пластике. Три босоногих дуэта в начале и три танцовщика во второй части водят хороводы вокруг красной розы, которую носят в зубах, зажимают под коленкой и, как эстафету, передают из рук в руки. Текучая неуловимость пластики и ее потаенная страсть остались для некоторых исполнителей, особенно мальчиков, тайной за семью печатями. Понятно, что участники «Отражений» не испанцы и (вот она, родимая школа) не обучены техникам современного танца. Но хоть бы поиграли, что ли, в средиземноморскую культуру, о которой Дуато говорит в интервью, называя себя ее пропагандистом.
Какое, к черту, Средиземноморье — в лучшем случае среднерусская возвышенность.
Дивертисмент второго отделения ситуацию в большой мере исправил. Правда, тут три раза подкачали постановщики. Американка Люсинда Чайлс сделала абсолютно нечитаемый номер с претенциозным названием «Из книги гармонии». Простецкий, но с претензией на философичность, набор движений не спасли ни минималистская музыка Адамса, ни коралловое платье балерины Сташкевич, ни ее отчаянные профессиональные усилия. Итальянец Ренато Занелла должен поклониться высокой гибкой Семионовой в ее точеные ноги за то, что она спасла миниатюру «Штраус встречает Верди». Глуповатые эстрадные ужимки от Занеллы в исполнении великолепной балерины даже стали похожи на достижение. Не особенно повезло и паре Крысанова – Савин. Фрагмент балета «Квантум» навеян, по словам хореографа Кэрол Армитедж, достижениями современной физики.
Визуально похоже на «Лебединое озеро», по чьей-то пьяной блажи разбавленное рок-н-роллом, перебивками света и акробатикой.
А вот дальше пошли удачи. Крошечной Кочетковой досталась «Одна увертюра» в постановке Йормы Эло. Музыка Моцарта, оригинальный костюм (половина балетной «пачки», держащейся на одном боку). И блестящий результат: смешной и резвый эльф, бегло «болтающий» пуантами в пародии на нелепость какого-то церемониала. Канадка Азур Бартон дала балерине Шипулиной возможность через музыку «Думки» Чайковского отлично сыграть русский душевный раздрай: вспомнилась Настасья Филипповна из «Идиота» перед сожжением ста тысяч. В номере «Серенада», поставленном Мауро Бигонцетти, надрывно звучал аккордеон, хрипло пели по-итальянски, парочка Васильев — Осипова от души изображала поговорки «бьет значит любит» и «милые бранятся — только тешатся». И красивейший финал — редко исполняемое 12-минутное «Па-де-труа» Баланчина на музыку Глинки. Тут надо было выстроить ажурные с виду, но адски трудные по технике неоклассические комбинации. В итоге отличились не столько девочки, сколько мальчик — Вячеслав Лопатин. И вообще танцам классика прошлого столетия Баланчина, коварно похожим на русский балет 19 века, но с совсем другой моторикой, нам еще учиться и учиться.
К третьему акту становится ясно: «Отражения» похожи на пружину, которая долго заводится и закручивается, чтобы эффектно «выстрелить» в финале. Балет «Чинкве» («Пять») хореографа Бигонцетти. Пять девиц в вульгарных лохматых париках лениво-вызывающе гнутся (под Вивальди) и так, и сяк, сидя рядком на стульях, зевая и ухмыляясь: это разминка перед боем. Девушки с виду — типовые развязные принцессы дискотеки. Но тут же прощупывается разность, как будто коллективно потягивается со сна и потихоньку выпускает когти семейство кошачьих, в котором кто котенок, кто рысь, а кто пантера. Накопление витальности достигает критической точки — и происходит взрыв. Парики стаскиваются с голов, девицы поднимаются, из корявых поз формируется танец. Апофеоз наступает, когда с неба на веревочках спускаются кожаные балетные пачки шоколадного цвета от кутюрье Игоря Чапурина, в которые дамы облачаются тут же, при зрителях. Следуют пять вариаций, одна за другой — каждая в шарме индивидуальности. Оторва-Осипова, кусачая птичка — Крысанова, хулиганистый бэби — Кочеткова, мисс Решительность — Шипулина. И раскаявшийся Черный лебедь — Семионова в торжественно-скорбной «Лакримозе».
Кожа в традиционных костюмах намекает на парадоксы «продвинутости»:
вроде бы и балерины классические, и танцы на пуантах, и музыка старинная, но ведь совсем не похоже на древность. Да, вертят двойные туры и плетут ногами сложную вязь. Но еще и гнут волной спины (принципиальная антиклассика), выпячивают бедра (этому в школе не учили), сворачивают «внутрь» стопы (академия в ужасе!). Кусают собственную ладонь, двусмысленно гладят грудь товарки, лицом изображают театральные маски. В финале плюхаются обратно на стулья, а не застывают в благородных позах. И демонстрируют не рефлексию и высокие чувства, но спонтанность и самоутверждение. Бигонцетти дал звездам достойный их дарований танец — по сути, слепил манифест идеи «Отражений».
В одном флаконе диалектика общего и частного, парад женской самодостаточности, привет будущему из прошлого — и сказ о порыве, преображающем инертность.
А что же московская школа? Не в ней, в конечном счете, дело. Что бы ни говорили, в искусстве, даже современном, решает личность. Проспект сам по себе не лучше, но и не хуже переулка. Важно, как улица застроена. Какие на ней дома.
