Считается, что соц-арт умер одновременно с развалом Советского Союза. Вроде бы все верно: если какое-то художественное направление базируется на критике и пародировании идеологических штампов, то смена идеологии неизбежно влечет за собой и смену эстетических вех. Исчезает предмет осмеяния – уходят в прошлое и художественные приемы, этому осмеянию способствовавшие. Однако у всякого правила бывают исключения. Со временем стало понятно, что для некоторых художников соц-арта игра с режимом в кошки-мышки отнюдь не была главной и единственной целью. И что парафразы советской атрибутики не обязательно подразумевают один лишь стеб.
Иногда ерничество прорастает в вечность.
К Борису Орлову вышесказанное относится в первую очередь. Уже и в перестроечные годы возникало ощущение, что он не совсем таков, как прочие соц-артисты. Правда, тогда это различие было трудно сформулировать. Сегодня оно проступает гораздо явственнее. Суть его, пожалуй, в том, что Орлов не столько сатирик, сколько философ. Вид агонизирующей империи вызывал в нем противоречивые чувства и заставлял искать исторические параллели. Тема угасающего величия стала для него сквозной. Грубо говоря, художник встроил СССР в один ряд с Римом, Византией, Священной Римской империей и т. д. И за авторской иронией нетрудно усмотреть рефлексию по поводу схожести различных исторических сценариев.
Неудивительно, что показ работ Бориса Орлова в антураже античной коллекции Kunsthistorishes Museum заранее вызывал интерес, по крайней мере у тех, кто имеет об авторе сколько-нибудь отчетливое представление.
Тут следует заметить, что сам этот тренд, предполагающий внедрение современного искусства в музейный контекст, весьма популярен в мире. Опытов подобного рода произведено немало, хотя и не все из них выходили удачными. Например, недавняя выставка Такеши Мураками в версальском дворце вызвала даже бурные протесты со стороны общественности. С точки зрения искусствоведов, эксперимент выглядел крайне любопытным, и зрелище действительно впечатляло своей неожиданностью, но широкая публика сочла этот ход неприемлемым. А вот относительно Бориса Орлова почему-то кажется, что реакции отторжения не последует. Его опусы с античными барельефами, бюстами и мозаиками коррелируют на все сто. Правда, остается другой вопрос: сумеют ли венские зрители вычитать отсюда те смыслы, которые у нас внятны каждому, будь то надпись «Аврора» на бескозырке или хоккейная форма в цветах ЦСКА. Но в восприятии этих работ с позиции чистой пластики и имперского псевдоканона сомневаться не приходится.
Проникновение в знаменитый венский музей современного искусства из России происходит не впервые.
Здесь уже реализовывался ранее коллективный проект «Этот смутный объект искусства», а в прошлом году на фоне шедевров европейской живописи в Kunsthistorishes Museum показывали работы наших концептуалистов Игоря Макаревича и Елены Елагиной. На сей раз по инициативе все того же московского Stella Art Foundation устроен диалог с античностью. Выбор более чем уместен хотя бы в силу того, что практически все объекты у Орлова трехмерны, как и окружающие экспонаты. А обилие у художника яркого цвета навевает мысль о том, что вообще-то древние греки часто практиковали раскраску мраморных изваяний. Но, сколь бы ни были важны внешние параметры, существеннее все-таки внутренняя перекличка между античными и современными сюжетами. В названии «Круг героев» содержится недвусмысленный намек: времена меняются, а культ героизма неизбывен. Что в древности, что в недавнем нашем прошлом имелись фигуры, почитаемые как полубоги за свои выдающиеся деяния. И всегда им на смену приходили другие. По мнению Бориса Орлова, «выставка построена на постоянном чередовании триумфа и гибели».
И действительно, веселость этих раскрашенных скульптур и рельефов во многом показная, несколько даже наигранная.
В глубине все сюжеты чреваты драмой. Помянуть хотя бы бронзовый портрет маршала Жукова, стилизованный под изображение византийского полководца Велизария. Голова с мужественным профилем увенчана лавровым венком, но героический пафос заметно снижается из-за скреп, которые удерживают форму от рассыпания. От триумфа до опалы и впрямь один шаг, а от живой памяти до исторической мумификации всего несколько десятилетий... Недаром у художника в других работах рефреном идет тема «плесени-орнамента»: то, что еще вчера выглядело возвышенным и почти совершенным, сегодня может быть охвачено стихийным разрушением.
В подобном ключе стоит воспринимать и композиции с орденскими планками (они пользуются у Орлова особой любовью), и работы с «переодеванием» Гая Юлия Цезаря то в революционного матроса, то в хоккеиста.
Пышные бюсты «в духе Растрелли» символизируют раздутое имперское самомнение, а неподалеку уже караулят символы упадка и увядания...
Кураторы Евгений Барабанов и Борис Маннер разумно предпочли не перегружать выставку, отдавая себе отчет, что соревноваться с античностью в смысле количества экспонатов было бы бессмысленно. Речь идет об отдельных вкраплениях, которые лишь подчеркивают архетипическое понимание героизма в разные эпохи. Можно сказать, что экспозиция Бориса Орлова в Kunsthistorishes Museum – это не персональная гастроль в привычном понимании, а вылазка в прошлое (не лишенная риска, кстати) с целью осознания подлинного места художника в культуре. В данном случае репутация «осмыслителя эпохи» находит убедительное подтверждение.