Цивилизация
Международный месяц фотографии, как иногда еще именуют фотобиеннале, пройдет в восьмой раз и продлится гораздо дольше месяца. По крайней мере некоторые выставки откроются в апреле и в мае, а завершатся вообще в июне. Так что нынешняя весна в столице буквально напичкана фотопроектами, особенно если не забывать, что у биеннале кроме основной программы имеется еще и параллельная – на двух десятках дополнительных площадок.
Но базовыми все-таки следует считать выставки в Манеже – хотя бы потому, что здесь устроители пытаются максимально реализовать свои идейные установки.
Напомним, в этом году у фестиваля три главных темы – «Vive la France!», «Ретроспективы» и «Перспективы». Первые две отработаны на манежных просторах почти идеально, прежде всего за счет ретроспектив знаменитых авторов парижского агентства Magnum – Анри Картье-Брессона, Элиота Эрвитта, Мартины Франк. А вот «Перспективы» придется поискать в других фестивальных точках.... В неожиданной роли режиссера-документалиста выступает еще одна прославленная француженка — Сара Мун, демонстрирующая авторское кино про книгоиздателя Робера Дельпира. Кроме того, отчасти французами можно счесть и двух ветеранов фэшн-фотографии: Питер Линдберг и Паоло Роверси связаны с Парижем годами творческой практики. Их ретроспекции тоже расположились в Манеже. А для интернациональной полноты здесь же очутилась выставка «Прозрачное время» нашего Андрея Безукладникова. В упомянутой компании авторов этот самый молодой, но вроде как и он является летописцем минувшей эпохи.
Если конкретно, перестроечной.
По ранжиру и заслугам начать обзор следовало бы с Картье-Брессона – вот и не будем оригинальничать. Правда, прибавить что-нибудь от себя к общепринятым оценкам творчества мэтра не так уж просто. А спорить с ними заведомо глупо, да и незачем. Легендарный репортер и фотохудожник оставил после себя наследие, по сей день поражающее аналитической точностью взгляда и выверенностью формальных приемов. Вопреки распространенному заблуждению, гармония превосходно поверяется алгеброй, что и доказал Картье-Брессон на личном примере.
Он строил свои кадры как картины, но не опускался до постановочных сцен.
Если требовалось, ждал часами, чтобы выбранный им фрагмент реальности получил вдруг ту самую деталь, которой решительно не хватало. А мог и сымпровизировать, просчитав за долю секунды, что через мгновение увиденная им сцена обретет идеальную завершенность – а еще через миг рассыплется в будничный хаос. Стоит напомнить, что во времена активной карьеры Картье-Брессона, в 1930–70 годы, аппаратура не была ни цифровой, ни «скорострельной». Нужная «птичка» вылетала лишь однажды – или никогда. Так что обратите внимание именно на репортажные его кадры, хотя он вообще гениально чувствовал любой фотографический жанр. Но репортаж от Картье-Брессона – это наивысший класс.
Два других «магнумовских» автора знамениты несколько меньше, но тоже числятся в классиках.
Элиот Эрвитт родился в Париже в семье русских эмигрантов, однако с началом Второй мировой перебрался с родителями в Нью-Йорк, а в возрасте 16 лет оказался совсем один в Лос-Анджелесе. Что называется, «небоскребы, небоскребы, а я маленький такой...». Но юноша в Городе ангелов не потерялся – и со временем стал отличным фотографом, особенно тонко чувствующим американскую жизнь. Хотя на выставке Эрвитта представлена глобальная география: тут и свадьба в далеком российском городе Братске, и кубинские «барбудас» в ликующей Гаване, и опять же сценки в парижском антураже, – однако лучше всего ему удавались кадры в Пенсильвании, Флориде, Айдахо, Северной Каролине. Тут явлен концентрат американского уклада послевоенных десятилетий.
Еще одна легенда «Магнума», Мартина Франк, была в числе первых женщин, рассматривавших фотографию не как хобби, а в качестве профессии.
В 1972 году, когда возникло агентство Viva, она вообще оказалась единственной дамой в этом коллективе, получившем ироническое прозвище «Белоснежка и семь гномов». Впрочем, Белоснежка не выглядела белоручкой, и с профессиональными навыками у нее все было в порядке. В чем можно убедиться, разглядывая ее ретроспекцию за последние сорок лет, куда вошли в основном природные пейзажи и портреты некоторых значительных персон ХХ века вроде Марка Шагала и Мишеля Фуко.
Портретами знаменитостей наполнена и выставка Питера Линдберга, но тут все больше заслуженные деятели Голливуда.
Иногда они совсем без грима, будто бы застигнутые врасплох (Шэрон Стоун, Скарлетт Йоханссон, Жан Рено, Джон Траволта). Иногда же наоборот – в чрезмерном макияже, при полной амуниции и в сценическом образе, как Милла Йовович, разыгрывающая по просьбе автора некий постановочный триллер. Что уж с этим поделаешь: фэшн-фотограф даже на пенсии останется фэшн-фотографом. Картонный психологизм, дешевые спецэффекты, преувеличенный драйв и невозбуждающая эротика – словом, налицо все те качества, за которые мы так ценим гламурную фотографию вообще и работы этого мастера в частности. Его коллега по цеху Паоло Роверси ограничился пределами собственной студии, стилизовав под старину путем пигментной печати очертания моделей и интерьеры. Получилось изысканно – и пустовато в части содержательности. Вроде бы здесь проступает какая-то лабораторная тайна, и обнаженные девушки дышат духами и туманами, однако зрительский интерес автору удерживать не удается. Или это зритель такой, что с автором не кооперируется?
Наконец, про нашу любимую перестройку.
В смысле, про выставку Безукладникова. На революционных переменах в загибающемся СССР строили карьеру многие отечественные фотографы, однако не у всех получилось достичь международного признания. Безукладников сумел. Не расцените только сей пассаж в качестве упрека художнику: он человек действительно талантливый. Просто сегодня, глядя на хроники конца 80-х – с Петром Мамоновым в роли фронтмена «Звуков Му», с киношными некрореалистами, с еще какими-то неформалами, с промзонами в Перми и военно-патриотической игрой «Зарница», – отчетливо понимаешь, что автор лишь фиксировал самое на тот момент актуальное или наболевшее. Нажимал на кнопку в нужном месте и в нужное время. Честь ему и хвала за оперативность. Материалы непременно пригодятся потомкам – да что там потомкам, уже нам самим и пригождаются.
Но все это только мгновения бытия, остановленные более или менее профессионально. В них нет ни личной страсти к настоящему, ни предчувствия будущего, ни оценки минувшего. В какой именно ситуации фотография преодолевает эту свою врожденную безличность и бездушность – по-прежнему тайна. Знал ее Картье-Брессон, знали некоторые другие гении, но воздушно-капельным путем подобное знание не передается.
