Цивилизация
На этой неделе, как известно, президент Дмитрий Анатольевич Медведев сходил на «Винзавод», посмотреть фотовыставку. Нет, не «Сопротивление» Игоря Мухина, хотя могло получиться забавно ― с мухинскими-то нацболами, коммунистами и прочими «несогласными». Дмитрий Анатольевич, как все уже знают, посетил экспозицию финалистов проекта «Лучшие фотографии России-2009». Это, если кто не знает, такой конкурс, на который принимаются работы всех желающих, а лучшие 365 потом вывешиваются в 4-м Сыромятническом. Пришел, пообщался с детьми из интерната, которые успели посмотреть выставку до него, пообещал им фотоаппаратов для кружка, а потом в сопровождении директора центра Софьи Троценко и фотографов из кремлевского пула осмотрел экспозицию. По свидетельству очевидцев, вел себя достойно и весьма профессионально комментировал снимки.
Вообще-то, когда вождь отправляется на какую-нибудь выставку ― это всегда несколько напрягает.
Не иначе как генетическая память услужливо про «п...расов» напоминает. Все-таки отношения между властью и искусством в нашей стране всегда складывались непросто. Нет-нет, не пугайтесь, я не буду вспоминать всю историю этих взаимоотношений начиная от композиторских и хормейстерских талантов Ивана Грозного, сочинявшего стихиры и управлявшего певческой капеллой.
Просто в ХХ веке у нас изменилась, грубо говоря, стратегия взаимоотношений власти и искусства. Много веков все было понятно: искусства вечны, а власть им покровительствует. Все изменил человек по имени Владимир Ильич Ульянов (Ленин). Он и сам музам был не чужд, в графе «профессия» неизменно писал «литератор» (в отличие от Николая II, во время переписи населения презентовавшегося как «хозяин земли русской»). Имел полное право, кстати: сочинением текстов Ленин кормился 28 лет.
Так вот, о новой, как сейчас любят говорить, парадигме взаимоотношений власти с искусством. Сейчас вот наверняка работу «Партийная организация и партийная литература» в школах не проходят. А зря, в этой статье, написанной за 12 лет до революции, вся советская система взаимоотношений пера и скипетра.
Суть ее, впрочем, довольно проста: муз мобилизовать, перо приравнять к штыку, а деятелей искусства обязать служить правильным целям.
Доводил эту систему до ума, конечно же, уже Сталин, и на этой фигуре нам придется задержаться. Иосиф Виссарионович, как известно, с искусством соприкасался не по касательной, как Владимир Ильич, а напрямую ― по крайней мере, в юности. Сейчас почему-то утвердилось представление о Сталине как о бездарном поэте-неудачнике, что, если честно, полная чушь. Уже первое стихотворение 16-летнего Сосо Джугашвили «Утро» опубликовал не кто иной, как Илья Чавчавадзе, и, судя по всему, остался доволен: только во второй половине 1895 года в издаваемой им газете «Иверия» вышли еще четыре стихотворения перспективного автора. Еще до революции стихи Сталина выходили в сборнике «Грузинская хрестоматия, или Сборник лучших образцов грузинской словесности» и даже попали в букварь для грузинских школьников. Так что начинал Иосиф Джугашвили очень хорошо, и можно только гадать, что было бы, не предпочти он поэтической карьере путь профессионального революционера.
Но в том-то и дело, что систему выстраивал уже не Джугашвили, а Сталин ― не поэт, а государственный деятель, с музами завязавший навсегда: не случайно в советское время стихотворения Сталина не издавались никогда, а подхалимская попытка издать к 70-летию вождя сборник в лучших переводах (в том числе Арсения Тарковского и Бориса Пастернака) была жестко пресечена.
Система взаимоотношений была простой, соблазнительной и жесткой.
Таланты ставят свое искусство на службу народу и получают за это невиданные бонусы: все советское время люди творческих профессий, особенно успешные, были, пожалуй, самой богатой и привилегированной социальной группой населения в стране. Но и контроль самый жесткий. Причем все сам, сам, практически безо всяких референтов. Книги ― с карандашом, при малейших сомнениях ― консультации экспертов (вспомните, например, знаменитый звонок Пастернаку относительно статуса Мандельштама). Фильмы ― все до одного самолично, чуть что ― Эйзенштейна с Черкасовым на ковер; с театром ― то же самое, чуть не каждую неделю в личную ложу, одни «Дни Турбиных» ― 17 раз.
Получалось, правда, не сказать чтобы очень уж хорошо ― то же «малокартинье» вспомните, но хоть как-то получалось. Но не тиражировалось ― ибо делалось «под себя». Когда не обладающий даже зачатками вкуса и знаний Хрущев попытался примерить тогу предводителя муз на себя, получилось конфуз и неудобно.
Художников материл, с поэтами ругался, авторитет уронил, народ смеялся.
Наверное, поэтому все последующие вожди глубоко в искусство лезть опасались. Ситуация напоминала вооруженный нейтралитет. Власть в процесс творчества уже практически не лезла, обозначив свое присутствие только на крайних пунктах ― госзаказа и госприемки, творцы исправно получали свои пироги да пышки. Бездари дежурно выполняли заказы с неизменно ужасающим результатом, таланты делали что хотели, пытаясь протащить случившееся мимо недреманного ока властей и периодически получая по рукам.
Потом пришли новые времена, система рухнула, и настала долгожданная свобода. Пироги быстренько убрали со стола, а в виде компенсации власть окончательно перестала обращать на производителей культурных ценностей хоть какое-то внимание.
Результат не понравился никому.
Творцы уже только что на голове не прыгают в попытках «показаться» власть имущим, власти тоже вроде как доросли до понимания необходимости идеологической обработки электората в нужном духе. Проблема в том, что единственная известная и тем и другим система реставрации упорно не поддается. Не работает в изменившихся условиях окружающей среды. Вместо четкой линейной триады «заказчик ― исполнитель ― результат» неизменно получается прославленный Жванецким «замкнутый круг без выхода продукции наружу». Одни деньги дают, другие получают, потом деньги немного циркулируют туда-сюда в целях взаимного удовлетворения, и ни к чему, кроме этой самой циркуляции, ни одна из сторон никакого интереса почему-то не испытывает. Поэтому результат, если он и случается, глубоко безразличен и высоким договаривающимся сторонам, и потенциальным потребителям ― кому интересен этот формальный довесок, он в этой схеме изначально вынесен за скобки. И любые попытки реформ в итоге выливаются лишь в перенаправление циркулирующих потоков.
Поэтому как-то не ладится у нынешних властей с искусством ― никак рулить не получается. А если и пытаются, то почему-то все время повторяется сюжет «Хрущев и п...расы» ― как в знаменитой истории про хороший глазомер Путина и короткий меч Глазунова. Нет, вождь, конечно, может не знать, что на средневековых миниатюрах, в стилистике которых и выдержана картина «Олег и Игорь», мечи только так и изображались (см., например, Рюрика), но демонстрировать это он точно не должен.
В общем, на выставках и прочих культурных мероприятиях вожди ныне появляются уже не для контроля, а для пиара, цинично пользуя искусство в целях собственного реноме.
В кожаных куртках на концерт придти, с писателями в день рождения чайку погонять, а то и в целях окучивания молодежной аудитории к, прости господи, рэперам в гости нагрянуть, изменяя группе «Любэ» с обладателями штанов с мотней до колен.
Именно поэтому визит Медведева на «Винзавод» поначалу был воспринят как дежурная отработка сектора «современное искусство». Но буквально на следующий день Дмитрий Анатольевич разразился в своем блоге длинной речью о своей любви к фотографии. Невиданно поэтичной, кстати: «основной смысл фото как искусства заключается в особой, если хотите, печали о той частичке времени, которая уже никогда не вернётся».
То есть ходил он на «Винзавод» не для контроля и не для пиара даже, а для интересу.
Фотографию наш президент, похоже, искренне любит, любит даже как-то трогательно и деликатно: «Мне нравится снимать и пейзажи, мне нравится снимать архитектуру, и, конечно, мне нравится снимать людей. Но, если говорить по-честному, людей мне снимать очень непросто потому, что в силу моей работы это будет странно выглядеть, если я в какой-то момент выбегу с фотоаппаратом и начну кого-то фотографировать. Боюсь, просто люди меня не поймут». Спасибо за тактичность, Дмитрий Анатольевич, коллеге Миронову только это объясните, а то он любит на мостах закаты фотографировать, движение перекрывая.
Но вот что интересно: мне бы радоваться, что наконец-то, впервые за долгое время, в России появился глава государства, изящным искусствам не чуждый и музе своей даже на троне не изменяющий.
Но не радуется – тревожно что-то.
Дмитрий Анатольевич, вы все-таки подумайте ― может, Иосиф Виссарионович свои стишки не случайно-то бросил? Вон, народ в обсуждениях уже злословить начал: конечно, мол, в стране уже все прекрасно, чего уж там, всех и проблем осталось ― горизонт не завалить. Он, мол, там на галерах или на пикнике сидит? Вы все-таки юрист, а не историк, можете не знать. Последний российский властитель, который для души искусством баловался, причем именно фотографией увлекался, правил нами ровно век назад. И звался он Николай Александрович Романов. Только у него не Leica, как у вас, а Kodak был. Тоже неплохие снимки делал.
