История об Адаме и Еве, которые ослушались Создателя, за что и были изгнаны из Эдема на грешную землю, – это, как известно, лишь частный случай архетипических представлений о «золотом веке». С глубокой древности в самых разных религиях варьируется одна и та же тема: когда-то людям жилось сытно и привольно, а потом, по воле богов, это счастье обломалось. И не то чтобы жизнь земная была совсем уж безрадостна, но как подумаешь, чего лишились, так и тянет помечтать о потерянном рае... Эти мечты могли выражаться в чем угодно, необязательно в сюжетах сугубо религиозных. Архетип, как и было сказано.
Нынешняя выставка в галерее «Проун» как раз и построена на вылавливании райских коннотаций из безбрежного моря искусства.
Разумеется, на музейном материале, особенно на фондах какого-нибудь супермузея вроде Пушкинского или Третьяковки, сочинить такую экспозицию не составило бы ни малейшего труда. Но и получилась бы она, надо полагать, хрестоматийной и самоочевидной. Здесь же задействованы частные коллекции, причем довольно пестрые, так что мозаика складывается прихотливо, прерывисто, иногда небесспорно. Образ идиллии получается сложносоставным, немножко нервным и не в фокусе – эдакая «Догма» в экспозиционном исполнении. Достоинства выставки проявляются, скорее, на уровне «монтажа», нежели в силу безупречности и богатства материала. Но тем и занятнее.
Как такового иудеохристианского рая здесь немного: он представлен парой икон и европейскими гравюрами XVIII века на сюжеты из Книги Бытия.
Еще есть тибетские аппликации на шелке, иллюстрирующие представления буддистов о мироустройстве. Хороша турецкая «Девушка с павлином» – роскошная гурия, писанная на стекле наивным художником. Как видите, уже из первого перечисления исчезает каноническая концепция Эдема, и место ее занимают многочисленные изводы. Понятное дело, у авангардистов вроде Ольги Розановой и Наталии Гончаровой «небесное воинство» сильно отличается от привычной иконографии. Тем более запутаны и противоречивы отношения с религией, явленные представителями советского андеграунда. Например Илья Кабаков устроил мини-рай под табуреткой, подвесив маленькую фигурку ангела над макетом эдемского пейзажа. А Леонид Пурыгин, покойный «гений из Нары», в свойственной ему манере устроил безбашенную мистерию, сопровожденную авторским комментарием: «Снился мне лес красивый и живой, бог был со мной в виде счастья в душе, я ходил по лесу и мечтал...».
Свою лепту вносят и наивные художники – начиная с Пиросмани, чей потрясающий «Черный лев» (само собой, подразумевающий евангелиста) является безусловным хитом экспозиции.
Самодеятельный живописец Павел Леонов производил свой персональный рай на основе колхозной реальности, а Елена Волкова брала свои сюрреалистические идиллии из снов, вероятно. Дальше больше: в орбиту внимания галеристов попал и цыганский ковер с цветочными орнаментами, и провинциальная вышивка столетней давности, и даже фильм Дэнниса Хопера «Беспечный ездок» (на мониторе крутится сцена с блаженствующими «детьми цветов»). Постановочные фотопортреты позапрошлого века, живопись на дереве нашей современницы Ирины Затуловской, тканевые коллажи «неоакадемиста» Тимура Новикова, французский гобелен XV столетия с орнаментами в виде зверей и цветов...
Причудливый набор экспонатов вроде бы тему не столько раскрывает, сколько запутывает, но опять же — искусство монтажа.
Эклектика – отнюдь не порочный метод организации выставочных проектов, если умело им пользоваться. Сочинение про «потерянный рай» получилось вполне убедительным, пусть и разнородным. В конце концов путеводной нитью здесь служила более чем странная и смутная мысль о том, что хорошо бы человеку жить вечно, счастливо и в довольстве.