Цивилизация
Грядущего выхода фильма «Ласковый май», активная рекламная кампания которого началась на этой неделе, вполне можно было бы не заметить. Ну да, еще одна попытка срубить себе немножко денег на обострившейся ностальгии. Событие, которое стоит втиснуть где-то между сборным концертом «Легенды Ретро FM в «Олимпийском» и реанимационным проектом «Суперстар» телекомпании НТВ, после чего немедленно забыть.
И я бы, наверное, так и поступил, если бы не две реплики. О существовании этого фильма я узнал из короткого сообщения одного очень известного кинокритика, которое заканчивалось фразой: «И вообще жаль, что это сериальщики взялись делать, такой фильм «Дорз» мог бы получиться». А первый же вопрос на пресс-конференции, устроенной производителями после показа фильма журналистам, звучал примерно так: «Почему из истории, которая могла бы стать суперхитом, получилось какое-то телемуви, а можно было реально сделать глобальный суперпроект?»
Оставим в стороне вопрос – телемуви получилось или нечто большее – о фильме мы поговорим ближе к началу проката, а это все-таки колонка, а не рецензия.
Меня смутило другое: я вдруг понял, что история группы «Ласковый май» в сознании людей стала чем-то большим, нежели просто пример мимолетности приходящей славы.
Что-то ее выделяет из сонма громко прогремевших, но столь молниеносно канувших в небытие тогдашних групп и артистов, всех этих «Комбинаций», «Фристайлов» и «Маленьких принцев».
Надо признаться, что сам я гулявшую по стране «маеманию» упустил. Не пропустил – пропустишь тут, когда из каждой форточки «Закат закончил летний теплый вечер» — а именно упустил, не проникся. Не из-за презрения и высокой музыкальной культуры, как большинство моих коллег – отнюдь, просто пиковый взлет группы совпал с моей демобилизацией из ВС СССР, и меня тогда занимали проблемы поинтереснее полуобнаженного торса Юры Шатунова.
Озадачившись внезапно открывшейся значимостью разинского детища, я начал копать информацию, и чем больше влезал в ту давнюю историю, тем яснее понимал:
взлет и падение «Ласкового мая» и впрямь не случайно застрявший в людской памяти курьез перестроечных лет — это действительно историческая веха.
Одно из тех событий, которые и разделяют хронологию в будущих исторических исследованиях на «до» и «после».
Казалось бы, парадокс. Музыкальная ценность творческого наследия группы ничтожна, какой-нибудь «Старый лес» сейчас не осилит прослушать до конца даже самый упертый фанат. Массовое помешательство фанаток тоже не представляет собой ничего выдающегося: их мамы с не меньшим энтузиазмом буйствовали на концертах Муслима Магомаева, а бабушки – Ивана Козловского. Наконец, даже великой аферой это не назовешь: во-первых, те времена знавали аферы и помасштабнее, а во-вторых, если взять на себя труд покопаться и разобраться, то довольно быстро понимаешь, что никаким великим аферистом Андрей Разин не был, что бы там этот патологический враль ни сочинял сегодня.
В реальности комбинаторские замашки «племянника лейтенанта Шмидта» взлету скорее мешали, чем способствовали.
Все было проще и прозаичнее, успех пришел сам собой, самотеком, и участникам «Ласкового мая» оставалось лишь подобрать то, что упало на голову. Достаточно сказать, что никакой легендарной раздачи кассет с песнями проводникам поездов не было – в ней просто не было нужды: при тогдашнем музыкальном вакууме переписываемые альбомы и так распространялись по стране со скоростью курьерского поезда. А вот растрата выделенных колхозом на комбайн денег действительно была. Только было это еще до «Ласкового мая», и на деньги эти Разин не купил полвагона аудиокассет, а напечатал афиши с собственным изображением – не имея еще ни программы, ни песен. Тяга к сцене у него действительно была маниакальной. Впрочем я сейчас о другом.
На мой взгляд, эпохальность истории «Ласкового мая» состоит в том, что она оказалась зеркалом.
В ней, как в капле, отразился весь тогдашний мир, точнее – узловой момент истории: крушение незыблемой, казалось бы, страны победившего социализма.
История, показанная в выходящем на экраны фильме, конечно же, имеет весьма слабое отношение к реальной истории «Ласкового мая». Это, скорее, рождественская сказка о детдомовцах, ставших миллионерами, и не случайно продюсер фильма Ефим Любинский на пресс-конференции честно признался, что про реальность никто смотреть бы не стал – слишком уж мрачная и чернушная история. А Юра Шатунов после просмотра заявил: «Если снимать картину, полностью основанную на реальных событиях, получится очень грустное авторское кино, ведь все происходило совсем не так сказочно и безоблачно, как нам бы хотелось».
Но мне, признаюсь, очень хочется, чтобы когда-то об этом все-таки сделали фильм.
Фильм о трагедии страны, увиденной через трагедию группы, ставшей последней любовью Советского Союза.
Запараллеленная символичность страны и группы иногда просто пугает. Оренбургский интернат № 2, где все началось, как и поздний Советский Союз, сочетал, казалось бы, несочетаемое. Заботу о людях и полное равнодушие к ним, физическую сытость и отчаянный духовный и эмоциональный голод, веру в светлое, которое впереди, и все более скотинящееся настоящее.
Будущий автор всех хитов группы Сергей Кузнецов честно признается, что тогдашний зацикленный на музыке попивающий дембель устроился работать в детдом только потому, что руководство интерната недавно закупило музыкальной аппаратуры на 20 тысяч рублей – тогдашних рублей! Но зарплата у киномеханика и музыкального руководителя была 80 целковых. Да, воспитанник Юра Шатунов целыми днями пропадал в секциях картинга и хоккея, а в сегодняшних детских домах не факт, что накормят досыта. Но нравы в советском интернате не слишком отличались от современных. Достаточно сказать, что переведённая в интернат № 2 бывшая заведующая акбулакским интернатом Валентина Тазикенова взяла с собой несколько старшеклассников – ставить в Оренбурге на место тамошний зарывающийся молодняк. Понятно, какими методами.
Если бы не один из этих «преторианцев», кстати, никакого «Ласкового мая» не было бы.
Один из переведенных, Слава Пономарев, и рассказал за бутылкой Кузнецову, что в Акбулаке есть парнишка Юра с классным голосом. Маявшийся без солиста руководитель ансамбля добился перевода, и воспитанник Шатунов оказался в Оренбурге.
Я не буду подробно пересказывать всю историю группы – она довольна известна. Да, были первые выступления на оренбургских дискотеках, полукустарная запись альбома группы «Ласковый май», продажа его в привокзальный киоск за 30 рублей, разошедшиеся по всей области записи, случайно попавшие в руки Андрея Разина, администратора первой в Союзе хозрасчетной студии популярной музыки «Рекорд» под управлением Юрия Чернавского. Были взаимные свары, начавшиеся еще до Разина и преследовавшие группу всю ее недолгую историю. Была поездка Разина в Оренбург, заманчивое предложение о раскрутке, переезд в Москву Кузнецова, фактическое похищение Шатунова (фиктивный перевод в московскую школу-интернат № 24 ему оформили задним числом и не вполне законными методами). Была запись альбома уже на профессиональной аппаратуре, перетягивание в Москву, по настоянию Кузнецова, других оренбургских пацанов из группы. И сразу – с корабля на бал, с поезда на сцену. Первое приглашение на гастроли пришло из Алма-Аты, и там 20 сентября 1988 года начался звездный путь «Ласкового мая». Как вспоминал один из участников группы, Сергей Серков: «Это был мрак! Ведь тот концерт прошел без единой репетиции. Меня поставили на барабаны, хотя к тому моменту я мог стучать только по консервным банкам. Но фонограмма сделала свое дело. Отыграли чисто».
Взлетели на Олимп тоже без помех – практически вертикально.
Казалось бы – вот она, вечная как мир история Золушки, есть ли что-нибудь оптимистичнее и радостнее? А я читаю недавнее интервью Сергея Романовича, исполнителя роли Юры Шатунова в фильме «Ласковый май», где он рассказывает, что для сопровождения его на съемках маме пришлось взять многомесячный отпуск за свой счет – иначе с несовершеннолетними нельзя по закону. И вспоминаю интервью выросших уже участников «Ласкового мая», данные в период забвения группы – они тогда много порассказали…
Клавишник Саша Прико: «Нас умыкнули из интерната без всяких документов. Разразился дикий скандал. Но Разин быстро все замял. Видимо, детдом получил энную сумму денег. А нам для отвода глаз оформили фиктивное опекунство. Разин в то время жил на Лесной улице у прокурорши Фатимы Заурбековны Дзодзаевой. И потом женился на ее дочери. Эта прокурорша и числилась нашей опекуншей. Первое время мы тоже жили у нее вместе с Разиным. А с начала 1989 года у нас начались гастроли…».
Один из многочисленных солистов — Андрей Гуров, ныне отбывающий срок за убийство соседа по коммуналке: «В Москве нас устроили в детский дом на Каховке. «Ласковый май» купил на 300 тысяч рублей для дома новую мебель, учебники. Поэтому на нашу успеваемость закрывали глаза.
Мой первый выход на сцену был в качестве клавишника. На самом деле я ни на чем играть не умел. Выходил с «расческой» и просто стучал по клавишам. Потом с лета начал выступать как солист. А так я был рабочей лошадкой. Официально мне платили по 100 рублей с концерта. Но на руки я их почти никогда не получал. Мне постоянно говорили, что я еще слишком маленький для этого.
Куда девались мои деньги, нужно у Разина спросить.
Единственное, что я знаю, — он оплачивал нам квартиру. Все, приезжая с гастролей, останавливались в одной квартире. Ее хозяевам выдавались деньги на наше питание. Иногда Разин вывозил нас на Рижский рынок и покупал всем какие-нибудь «варенки» и другую одежду. Но я бы не сказал, что он нас особо баловал. Помню, например, в «Олимпийский» на концерт «Белые розы белой зимой» я ехал на метро.
У нас была жесткая система штрафов. Например, нам было строго запрещено пить и курить. Если кто-то попадался на курении, за фирменные сигареты вычитали по 25 рублей, а за отечественные — по 50. Спиртное обходилось в 100 рублей. Но самым страшным прегрешением считались развлечения с девочками. Разин боялся, что мы можем наделать им детей или, хуже того, чем-то от них заразиться. Его опасения были небеспочвенными. Некоторые наши ребята и впрямь успевали подхватить целый букет болезней. А так как гастрольный график у нас был напряженный, лечиться было некогда. Когда кто-то попадался в номере с девочкой, его обычно сразу же увольняли.
Впрочем, если человек был нужен для коллектива, увольнение могли заменить штрафом: бесплатная отработка 10–20 концертов».
Барабанщик Сергей Серков: «Первые полгода мы отрабатывали в среднем по пять--шесть концертов в день. Выступления начинались с десяти утра, заканчивались поздней ночью. Деньги участникам группы выплачивали исправно, я получал от 30 до 50 рублей за одно выступление. А вот Шатунову не начисляли конкретную сумму. Он брал из общего котла столько, сколько ему требовалось в данный момент.
Как ты думаешь, почему никто из выпускников «Ласкового мая» больше не вернулся на сцену? В свое время Разин запрещал нам общаться с коллегами по цеху. Даже на совместных гастролях мы не могли перекинуться парой слов с музыкантами. На самом деле Андрей ничего не делал для продвижения группы. За пять лет нашего сотрудничества мы не провели ни одной репетиции, только прослушивали фонограмму. Если бы Разин заботился о творчестве, «Ласковый май» так быстро не сдулся, а музыканты бы не спились».
Достаточно, думаю?
Понятно, надеюсь, откуда взялись все эти многочисленные распады, бесконечные скандальные уходы, суды, предательства недавних друзей и тоскливая злоба бывших коллег. И это я еще не говорю о самых мерзких вещах, вроде педофилии, тем более что здесь все, как вы понимаете, большей частью на уровне слухов. Из всех взрослых, крутившихся вокруг группы, разве что Сергей Кузнецов, уже много лет безостановочно пьющий, открыто признается в интервью в своих нетрадиционных пристрастиях: «Это, конечно, риск в какой-то мере, но повторяю: я уже ничего не боюсь и мне нечего терять...».
И никак не выскочит из головы грубоватая фраза – поманили красивой жизнью и поимели.
Это не про участников «Ласкового мая». Это про нас всех, живших в то время великих надежд и невиданных карьер, время видеосалонов, китайских пуховиков, кооперативов, «Ламбады», программы «Взгляд», рэкетиров, рассекреченных писателей в толстых журналах и растерянных милиционеров с пустой кобурой.
Чем мы, по большому счету, все — от академика до дворника — отличались тогда от этих наивных детдомовских пацанов? Нам тоже обрыдло жить в серой скучной сытости, мы тоже хотели чего-то яркого и светлого. Мы все кричали «так жить нельзя», мы все были убеждены – будущее светло и прекрасно, стоит лишь отряхнуть прах с наших ног. Пусть сейчас плохо, пусть нет законов, и бесы пляшут уже не таясь – дальше обязательно все будет хорошо, надо лишь потерпеть. Это не «Ласковый май» пел, это время манило нас блестками курточки Юры Шатунова.
Время, время… И мы в этом времени – наивные и алчные, растерянные и безжалостные, сентиментальные и предельно прагматичные, верящие в себя и не верившие никому.
Осознание смысла поговорки «на чужом пиру похмелье» пришло позже.
Время горевших глаз закончилось, наступило время, когда глаза у людей были либо собачьи, просительные, либо рыбьи, безразличные.
Время «Ласкового мая» истекло.
Сергей Серков: «После развала «Мая» меня накрыл жуткий депрессняк, как, собственно, и всех ребят. Мы с клавишником Сашкой Прико страшно бухали. Одно время подрабатывали в гостинице «Славянская» грузчиками. Потом я торговал часами. На выпивку хватало. Период запоя растянулся на шесть лет».
Разин и Кузнецов привезли из Оренбурга шестерых пацанов: барабанщик Сергей Серков, клавишник Александр Прико, Игорь Игошин, Миша Сухомлинов, Юра Шатунов, Костя Пахомов.
Серков про себя рассказал выше. Саша Прико устроился в фирму по торговле недвижимостью, потом торговал в ларьке на ВДНХ, женился на бывшей фанатке группы, уехал на ее родину в Нижний Тагил. По словам Кузнецова, продолжает пить: «Честно говоря, мне его жалко. Я сам алкоголик. Я это полностью признаю.
Но жить в постоянном запое три года — это уже слишком».
Басист Игорь Игошин ушел в армию, вернувшись, узнал, что девушка, обещавшая ждать, собралась замуж, на свадьбе подрался с друзьями жениха, вернулся домой и бросился с четвертого этажа. Тело обнаружили 29 февраля 1992 года на козырьке дома. Еще один «клавишник», Миша Сухомлинов, на клавишах играть так и не научился, но зато проявил недюжинный талант в бизнесе. Он, в отличие от других, очень удачно распорядился заработанными на концертах деньгами, преуспевал, в 18 лет купил «Кадиллак»…
Его застрелили 29 сентября 1993 года прямо у подъезда Шатунова на Кантемировской улице, похоронен на Домодедовском кладбище.
Про Юру Шатунова все известно, но даже он, неожиданно разоткровенничавшись, как-то признался: «Если все время ностальгировать, можно с ума сойти, я это понял по себе. Я вспоминаю то время редко и, честно говоря, с большой неохотой. Название «Ласковый май» несет в себе целый груз дерьма».
Пожалуй, разумнее всех поступил второй солист первого состава группы Костя Пахомов. Он, в отличие от других, вырос не в интернате, а в благополучной семье и со школьных лет отличался разумностью и целеустремленностью. Похоже, едва ли не единственному, ему бешеный успех не «сорвал крышу». После ухода из группы Пахомов снялся в главной роли в фильме Виталия Макарова «Влюблённый манекен», в начале 1992 года записал свой второй альбом «Мне хочется надеяться». Понял, что на эстраде успех повторить не удастся, и в конце 1992 года ушел со сцены, перестал появляться на тусовках и давать интервью. Исчез. По слухам, ныне счастливо живет обычной жизнью, начисто вычеркнув «Ласковый май» из памяти и биографии. Найти его не удается ни поклонникам, ни журналистам.
Хотя все равно вспоминает, наверное. Как их забудешь, эти несколько ярких лет?
Мы, как выяснилось, не забыли тоже. Двадцать лет минуло, двадцать лет. Похмелье выветрилось, чувство гадливости поутихло, реакция отторжения прошла.
Мы снова приняли это время, вспомнили о нем. Потому что, несмотря ни на что, эти несколько лет были очень яркими.
А это, как выяснилось, так редко бывает...
И первым делом вспомнили про «Ласковый май». Когда в 2004 году Василий Пичул по заказу телекомпании DIXI снял документальную ленту «Мой ласковый и нежный май», фильм за полгода трижды прошел по «России» с несусветными рейтингами – доля была порядка 30. Именно поэтому теперь DIXI выпускает свой первый художественный фильм «Ласковый май». Юра Шатунов опять собирает многотысячные залы, завтра начинает грандиозный (38 городов) гастрольный тур по стране, и все эти собравшиеся в залах тысячи будут умиленно петь: «Белые розы, белые розы…».
Да, это пока не осмысление, а напоминание. Но мы уже приняли это время, вернули его в себя. Дай бог, когда-нибудь и поймем. Осмыслим, чем же он был, этот Великий Искус рубежа 80–90-х – проклятием, благословением или неизбежностью.
Пока же… Пока же наше состояние лучше всего описывается строчками из песни про другие белые цветы: «Боже, какими мы были наивными, как же мы молоды были тогда…».
