Цивилизация
Кажется почти аксиомой: персональная выставка к 65-летию известного скульптора-монументалиста, члена-корреспондента Академии художеств, не может быть ничем иным, как торжественным смотром творческих достижений. Здесь должно быть все чинно, культурно, представительно. Но Леонид Баранов откровенно наплевал на канон и предпочел официозу художественную вакханалию. В масштабном выставочном зале (напомним, Провиантские склады с прошлого года находятся в ведении Музея истории Москвы и служат экспозиционным пространством) ваятель устроил визуальный спектакль на грани фарса, нимало не озаботившись ханжескими мнениями.
Начать с того, что на обозрение публики автор вынес едва ли не все, что накопил за многие годы.
А накопил он не только эскизы и макеты памятников, украшающих разные города планеты, но и довольно эпатажные произведения, которые разве что в беспокойном сне могут привидеться муниципальным чиновникам. Оказалось, что Леонид Михайлович, и ранее подозревавшийся в обладании хорошим чувством юмора, заходит в своем творчестве гораздо дальше простой иронии. Он предстает истинным фантасмагористом, способным на авантюры и провокации. Это тем более занятно, если учесть, что скульптор не принадлежит к стану актуальных художников и работает с традиционными, даже классическими формами. Что лишний раз доказывает: карнавальная стихия живет у человека внутри, а не является приложением к членству в ордене постмодернистов.
При желании, впрочем, выставку Баранова можно провести и по постмодернистскому ведомству.
Только стоит учесть, что в этом случае вы попадаетесь на крючок, самим же автором и закинутый. Ощущение абсурдистской феерии, построенной на историческом материале, возникает в первую очередь из-за того, что экспозиция к этому располагает. Здесь нарочито все перемешано, поставлено с ног на голову, скомпоновано по слегка шизофреническому принципу. И одновременно – видна очень выверенная драматургия. Бенефициант сбивает зрителя с толку, задавая формат буффонады и бурлеска. С одним только Александром Сергеевичем Пушкиным тут творится такое, что у трепетных поклонников «нашего всего» волосы дыбом встанут. Вот бюст поэта, установленный на спине бронзового Пегаса. Вот тот же бюст, раздутый до невообразимых размеров, метров пять высотой.
Вот Александр Сергеевич в позе античного полубога – и даже без драпировки на причинном месте.
Он же в камерной композиции «Суд Париса» исполняет роль не только арбитра, но и всех трех богинь, наделенных характерными бакенбардами... Кощунство, да и только.
Образ Федора Михайловича Достоевского претерпевает не менее удивительные трансформации. Чего стоит одна лишь уходящая под потолок скульптура, где автор «Идиота» предстает в виде небожителя, окруженного музами... А Николай Васильевич Гоголь на глазах превращается в готический храм. Парит над земной поверхностью гипсовый доктор Фрейд, сам себя, вероятно, погрузивший в гипнотический сон. Голова Ломоносова отделяется от туловища и внимательно озирает горизонты науки.
Изваянные из алюминия товарищи Фрунзе и Орджоникидзе несут на головах канделябры со стеариновыми свечами, а первый и последний президент Советского Союза перетаскивает через незримые воды младенца (композиция «Горбачев в образе Св. Христофора»).
Королем эпизода можно назвать бывшего представителя американского музейного фонда в Европе Ника Ильина, чей бюст из крашеного гипса служит подставкой для стеклянного столика. Добавьте сюда трактовки мифологических сюжетов, заставляющие вздрогнуть и улыбнуться, гротескные, но очень узнаваемые портреты наших современников, объемистые аллегории и почти миниатюрные сюрреалистические вещицы – и выставка вообразится вами в полном ассортименте.
Подозреваю, что это описание может навеять мысленный кошмар и заставит усомниться в серьезности экспозиции.
Поверьте, ничего подобного.
Леонид Баранов – настоящий мастер, он технологичен и востребован, его интеллектуальный уровень чрезвычайно высок. Достаточно высок, чтобы юбиляр мог позволить себе устроить паноптикум вместо благостного парада. Каждая вещь в отдельности глубока и оригинальна, так что автор не побоялся разжечь маскарад – в надежде, что имеющий глаза да увидит. Иронию по отношению к себе самому и скульптурному цеху в целом можно считать в данном случае очистительной.
