В общем, тренды обозначены – после показа «Измены» из программы «Перспективы» кинокритики, позабыв о святости, мерились тем, кто больше видел на фестивале фильмов про геев. Правда, если предыдущие китайский «Весенняя лихорадка», индонезийский «Слепая свинья, которая хочет летать» и французский «Я тебя съем» исследовали проблемы и печали рядовых гомосексуалов, то в боливийской «Измене» тоже страдают, но совсем по-другому. То есть как в анекдоте – не геи, а «настоящие боевые пидорасы».
Вернее один, но, повторимся, боливийский.
Итак, косматый молодой человек приезжает в гостиницу и снимает там номер на ночь. За оставшееся до темноты время он полностью преображается: сбривает усы и бороду, коротко стрижется, меняет красные трусы на синие, а дорожную рванину – на цивильный пиджак. В результате, закончив метаморфозы, герой внезапно становится похож на эдакий бюджетный вариант Кристиана Бейла. Все это время он чего-то ждет, потом берет пистолет с глушителем и уходит, а вернувшись, складывает одежду в мешок для мусора и уезжает прочь. В финале нам объяснят, куда он ходил и кого убил, но это, право, лишнее – главный спойлер заложен в названии, а гомосексуальные (да-да) подробности любовных страданий скорее даже портят общее впечатление. Тем более что сексуальная природа отдельно взятого разбитого сердца весьма недвусмысленными намеками объясняется где-то в середине.
Кубинская кровь все же несколько горячее восточной:
обилие красного цвета в кадре, четкая и контрастная картинка, гораздо более умная, хоть и канонически ручная камера делают свое дело. «Измена» оказалась бодрее и изобразительно привлекательнее предшественников. Кроме того, все происходящее просто, но ловко зарифмовано с «Одиссеей», что придает происходящему пару независимых от постельных разборок смыслов.
Впрочем, даже после такого бойкого взгляда на проблему все равно возникала сильная потребность увидеть на экране наконец нормальную историю, свободную от социальных предрассудков.
Причем желательно с женщиной на первом плане.
Расписание услужливо подсунуло «Батори» — байопик знаменитой венгерской графини Элжебет Батори, прославившейся тем, что сохраняла вечную молодость благодаря регулярным ваннам из крови девственниц. Авторы фильма, впрочем, в злодейской природе легендарной дворянки совсем не уверены. Картина на протяжении двух с половиной часов как раз оправдывает ее деяния, показывая героиню жертвой заговора вельмож, во главе которого стоит друг ее погибшего мужа по фамилии Турзо (великолепная работа Карела Родена).
Картина напоминает отечественных «Статского советника» и «Адмирала», в том смысле, что представляет собой явно смонтированный в полнометражку сериал.
Об этом говорят и слишком пунктирная прорисовка характеров, и чрезмерная неспешность действия – к моменту, когда дело доходит до легендарных зарезанных девиц, немудрено и задремать. Да еще и герои зачем-то разговаривают на чудовищном английском, лишь изредка вспоминая даже не родной венгерский, а почему-то чешский язык (Чехия выступила основным закоперщиком этого многонационального проекта). Но придираться таким образом к фильму совсем не хочется – среди многозначительного арт-хауса нарочито жанровая «Батори» выглядит как нельзя более выигрышно. Да и с чисто исторической точки зрения представленная версия событий, как минимум, любопытна.
После окончания «Батори» должны были показать экранизацию жизненного цикла «секс — работа — смерть» под названием «Голландия». Однако догнаться арт-хаусом не удалось – в проекторе что-то сломалось, счастливо оставив чуть больше времени для восстановления сил перед сегодняшним показом одного из главных хитов фестиваля – «Белой ленты» Михаэля Хайнеке.
Но не одними гомосексуальными страстями жив ММКФ в целом и программа «Перспективы» в частности.
Вчера в ней представился шанс взглянуть, что за зверь современное узбекское кино. Впрочем, ничто, кроме характерного разреза глаз и женского обращения к мужу на «вы», не выдает в фильме «Безмолвие» национальный кинематограф — с тем же успехом картину Ялкына Тучиева можно представить в качестве продукта европейского арт-хауспрома. В данном случае это отнюдь не ругательство, учитывая, что фильм любопытный.
Героиня всю дорогу падает в экзистенциальную яму, падает, надо отдать ей должное, недолго — лента длится всего 70 минут, и все это время молодая актриса бегает из театра на телевидение, с телевидения на съемки рекламы, с рекламы еще куда-то, дома разыгрывает с мужем скандалы, произнося чересчур театрализованные монологи, а ее роман с любовником развивается, как дурная мыльная опера. Да и есть ли вообще в этой женщине женщина или она целиком состоит из своих ролей?
Понять, что сейчас на экране — репетиция, фантазия или реальность, — с каждой минутой становится все сложнее.
Но еще сложнее разобраться с тем, что творится в «Перестройке» Славы Цукермана. Эту картину, рискующую получить звание самого странного фильма фестиваля, показали вчера в программе «Русский след». Для начала немного об авторе: Цукерман окончил ВГИК, некоторое время работал здесь режиссером, потом уехал в Израиль, оттуда в Америку, где не прозябал в забвении, а снял, без преувеличения, культовую картину «Жидкое небо». В фильме пришельцы качают из людей энергию, когда те находятся на пике наслаждения, во время секса или после укола героином. Трипы, киберпанк, неон клубов, поп-арт, оргии, богемная жизнь — в русском прокате фильм шел под названием «Расплата за разврат», и именно с ним Цукерман, уже много лет не бывавший в России, приехал на перестроечный ММКФ.
Как раз тогда зародилась идея «Перестройки», осуществить которую удалось лишь много позже.
Физик Саша Гринберг, как и его создатель Слава Цукерман, сбегает в Америку. Перед отъездом русский учитель Гринберга (играет его, между прочим, Ф. Мюррей Абрахам, обладатель «Оскара» за «Амадеуса»), некогда, наоборот, сбежавший из Штатов в СССР, говорит, что люди тянутся к неизведанным пространствам, но обратно не возвращаются. Пожаловав в 90-х в Москву на космологический конгресс, сопровождаемый американской женой и американской же любовницей, Гринберг пытается понять, прав ли был его наставник. Кажется, да, ведь советский мир изменился, превратившись в новое неизведанное пространство.
Вот такая, казалось бы, обычная интеллигентская тягомотина, но «Перестройку» нужно видеть.
Для начала представьте, что американцы играют только американцев, но при этом все (все!) герои, включая советских приятелей Гринберга и российских продавцов горячительного, говорят на примитивном ломаном английском. Это когда используется примерно пара десятков иностранных слов, да и те говорятся со стойким русским прононсом. Представили? А вот теперь вообразите, что картинка в фильме примерно того же качества, что и язык, — «Перестройка» сделана в эстетике не просто сериальной или телевизионной, это уже какая-то экстремальная «догма» в плане отказа от кинематографического мастерства как такового. И да, на дне рождения героя друзья поют что-то бардовское под гитару, но на том же английском, в ельцинско-горбачевской России Гринберг страдает от того, что трудно достать водку, а фоном идут размышления об устройстве мироздания.
Когда первая волна изумления спадает и возвращается способность мыслить логически, начинаешь понимать, что критерии «хорошее — плохое» в случае «Перестройки» неуместны в принципе — это вообще про другое. Нарочито примитивное, нарочито устаревшее,
«Перестройка» — кино уникальное, потому что оно не русское и не американское, но каждым кадром, каждой своей частичкой оно эмигрантское.
Причем речь идет не о тех эмигрантах, что успешно ассимилировались, и не о тех, что уехали по контрактам и работают в западных институтах. А о той прослойке, которая так и не выучила язык, зато все еще живет, обуреваемая призраком СССР, а потому существует в иной реальности, в застывшем времени условного Брайтон Бич. А этим людям действительно неважно, что кино так не снимают, что Perestroika закончилась и события фильма происходят в 1992 году, 17 лет назад.
Чтобы вернуться из того мира в этот, обратимся к российской программе, в которой вчера показали картину Веры Сторожевой «Скоро весна».
Сторожева знает, чего хотят женщины, и делает про это фильмы.
Женщины хотят свободы, платьев и детей — говорилось в «Путешествии с домашними животными», из «Весны» мы узнаем, что женщинам не чуждо желание заботиться о сирых, больных и убогих представителях сильного пола, иногда, пожалуй, граничащее с мечтою поместить мужчину в монастырскую клетку. Как и в «Путешествии», в «Весне» снимается Ксения Кутепова (монашка, приглядывающая за уголовниками, строящими храм), а вот вместо Дмитрия Дюжева — Сергей Пускепалис (бизнесмен, узнавший в монашке знакомую по мирской жизни).
Если современный арт-хаус вас не вдохновляет, смело идите на программу соцавангарда — взрыв мозга гарантирован. Вчера, например, показывали туркменский «10 шагов к востоку» 1960 года: шпионский боевик с живописными ракурсами, песками, изменниками, мусульманами, мудрыми археологами и защитниками Родины. Сегодня будут давать фильмы Козинцева и Трауберга.