Цивилизация
Можно уже уверенно сказать, что «первое российское аниме» — полнометражный мультипликационный фильм «Первый отряд» стал одним из самых ярких событий 31-го ММКФ. Рафинированные кинокритики захлебывались от восторга после просмотра — и это при том, что в пересказе события фильма выглядят не бредом даже, а просто невообразимой дуркой, родившейся под гнетом тяжелых наркотиков. Впрочем, достаточно привести аннотацию:
1942 год. Россия — единственная страна, которой удается противостоять нашествию нацистских захватчиков. Параллельно с боевыми действиями между регулярными армиями разворачивается скрытая от непосвященных война двух секретных оккультных служб, двух специальных военных ведомств — немецкого «Аненербе» и русского 6-го отдела военной разведки. На вооружении этих подразделений не танки и самолеты, а законы магии и волшебства. Древнее заклинание позволяет магам «Аненербе» вызвать из царства мертвых дух великого магистра ордена Меча крестоносца барона фон Вольфа, павшего 700 лет назад в ходе Ледового побоища. Начальник разведки генерал Белов решает подключить к операции по противодействию одного из своих самых одаренных агентов — 14-летнюю девочку Надю. Под знамена барона собирается армия демонов — злобных обитателей загробного мира. Надя вызывает из потустороннего мира своих погибших друзей — пионеров-героев, казненных фашистами в самом начале войны...
Корреспондент «Парка культуры» пообщался с главными локомотивами этого российско-японско-канадского проекта — Алексеем Климовым и Михаилом Шприцем (который, правда, присоединился только на последних двух вопросах).
— Ваш фильм вызывает большие споры. Ну еще бы — в фильме намешаны пионеры-герои и японские катаны, позиционные бои Великой Отечественной и локатор возмущений в загробном мире, православный монах бьется на посохе, а участники Ледового побоища всплывают со дна озера восставшими демонами. Одни считают вас сумасшедшими укурками, другие — расчетливыми дельцами, намерившимися срубить капусты на святой теме. Поэтому начнем сразу с главного вопроса — этот проект возник от сердца или от головы?
— От сердца, конечно. От ума можно было и более ликвидный проект придумать. Мы же с этой идеей ходили годами, и все крутили пальцами у виска, причем и в Европе, и в Японии, и в России.
— А что всем не нравилось?
— Для начала — сама идея, которую попусту не с чем сравнивать. Кому это нужно? Если это кому-то нужно, почему этого до сих пор никто не сделал? И на общее настороженное отношение к аниме не спишешь — в Японии было то же самое. Ну представьте себе, что приехал бы японец в Россию с рецептом водки, а мы приехали с рецептом аниме.
— Ну и где вы в итоге нашли тех сумасшедших людей, которые вложились в этот проект? Любимый вопрос журналистов — откуда деньги, кто инвестор?
— Да это, в принципе, не секрет. Это две канадские инвестиционные компании, одна называется «Кай», а другая «Герда». Наши же, русские ребята из Канады.
— А ходили слухи про «Амедию».
— Мы с ними разговаривали о том, чтобы они были распространителями, об инвестициях речи не шло. Но в итоге прокатчиками будет «Наше кино», вопрос о телевидении сейчас решается. Информация во время переговоров с «Амедией» протекла в прессу, появилась статья в «Коммерсанте». Оттуда слух и пошел.
— Кстати, насчет проката. Провалиться не боитесь? У нас ведь аниме принципиально не смотрят, Миядзаки идет двумя экранами и собирает 10 тысяч рублей.
— Это сложный вопрос. У нас все-таки эксперимент, я не знаю никаких аналогов, на которые можно равняться, поэтому не могу делать прогнозы по рынку.
— А предварительно сколько экранов планируется?
— Несколько десятков.
— Вернемся к инвестициям. Складывается впечатление, что их упорно не хватало. Ваш фильм ждут уже несколько лет, выпуск несколько раз откладывался, и вообще он стал одним из самых ожидаемых «долгостроев».
— Этот «долгострой», похоже, результат недоразумения, возникшего из-за нашей неопытности и, что скрывать, нетерпеливости. Дело в том, что, как только мы нашли студию, на которой будем делать фильм, мы первым делом сотворили видеоклип, который тут же запустили в сеть. Дело, впрочем, не только в нетерпении — нужно было просто проверить, насколько мы можем сотрудничать с японцами, насколько эта история вообще воплотима в той стилистике, в которой нам хотелось.
Поскольку этот видеоклип вышел и очень широко разошелся, тема была заявлена, люди тут же подумали, что проект на сносях и завтра уже выйдет. Клип был так сделан, что выглядел, как трейлер, как нарезка уже сделанного фильма. А на самом деле фильм еще даже не начали снимать. Просто мы очень рано заявили о проекте.
Ну а, кроме того, это все-таки традиционная анимация, она рисуется руками. То есть у нас есть 3D-модели, но в основном все делается людьми, и фоны, и вся анимация, десятки людей сидят день и ночь и рисуют. Это нормально для японской анимации.
— Но японцы как раз и славятся тем, что делают фильмы очень быстро.
— Не в нашем случае. Во-первых, это экспериментальный проект, в том числе и для самих японцев он очень необычный. Но студия «4°C» тем и славится, что берется за совершенно башнесносящие инновационные проекты.
Во-вторых, быстро делаются аниме, где все идет по накатанной. А у нас такая история, в которой нам приходилось на пальцах объяснять все — ворону, березу, забор, кривизну забора... Они нарисуют что-нибудь — мы хватаемся за голову, кричим: «Все не так, все перерисовываем». Мы из-за этого несколько режиссеров сменили — все не выдерживали того, что в их работу все время вмешиваются.
Для японцев это же абсолютно неизвестный материал, и объяснять приходилось все. В буквальном смысле все — я никогда не предполагал, сколько же в мире мелочей, в которых мы с японцами не совпадаем: ручки дверей, двойные окна, батареи — обо всем этом они и представления не имеют. На то, чтобы объяснить систему двойных окон, может уйти пара дней. Надо садиться и рисовать — в конечном счете нас спасала только визуализация. То, что мы художники, позволяло нам постоянно визуальным языком говорить с художником.
В итоге мы просто привезли их сюда, режиссер провел здесь несколько дней, мы побывали во всех местах, где происходит действие фильма, он все фотографировал, танки пощупал, деревни зарисовал — вся работа была проведена. Теперь они с художником-постановщиком приехали на премьеру, а мы под шумок их пребывание здесь используем для подготовки второго фильма.
— А отношение японцев ко Второй мировой тоже отличается от нашего?
— Диаметрально противоположно. Вернее — его просто нет. Ребята, с которыми мы работали, они довольно образованные, они еще хоть что-то знают, у них есть свое мнение. А рядовые японцы не знают вообще ничего. Помнят про падение атомной бомбы, и это примерно все их представление о Второй мировой войне. Все, что раньше, — белое пятно, не говоря уже о том, что за границами Японии. Может, из нашего проекта что-то узнают.
— А насколько вы сами как художники вложились в фильм? Вы приехали к японцам с голой идеей или уже с раскадровками, с готовым материалом?
— Мы очень долго вынашивали «Первый отряд», да и сейчас продолжаем. Этот мир разработан уже настолько детально, что на несколько десятков фильмов материала хватит. А поскольку мы художники по образованию, то постарались сделать все, что в наших силах, чтобы этот проект визуализировать. Весь пакет — раскадровки, персонажи, все это мы сделали сами. Их, конечно, потом обработали, но если достать из папки оригиналы, то они абсолютно узнаваемы.
— Вот это заметно, кстати. Больно уж правильно у вас выглядит сталинский генерал, японцам такого никогда не нарисовать. Слушайте, а зачем вы вообще бились за эту аутентичность? Зачем правили каждую мелочь, ведь это проект и затягивало, и изрядно дороже делало. Ну нарисовали бы японцы чушь — ну и пусть их... Аниме же.
— Нет. Это принципиальный вопрос. Нам было очень важно, чтобы не было клюквы. Очень.
— Но тем не менее вы намешали в фильм какую-то просто дикую эклектику. Чего стоит эпизод, когда главной героине, пионерке Наде, говорят, что в шкафчике она найдет все, что ей потребуется на предстоящей операции, она распахивает дверь — и видит там японский меч, плюшевого мишку и пионерский галстук. Это эклектика — она делалась осознанно?
— Абсолютно. Нам, как художникам, очень важно было намешать этот коктейль из нашего прошлого, родного дорогого, и всего этого. Галстук с мечом в шкафчике — в этом кадре весь смысл фильма.
— Кстати, вы советские мультфильмы про пионеров-героев, все эти «Скрипка пионера» или «Орленок», смотрели?
— Не то слово. Изучали. Кстати, буквально несколько дней назад в Токио проходил фестиваль советской пропагандистской анимации. Они раскопали где-то на «Союзмультфильме» вещи, которых вы сейчас просто ни на какой «Горбушке» не найдете. Полный зал, набитый японцами, я сидел и думал: «Боже мой, что они вообще понимают?» Все смотрели десятиминутный мультфильм об электрификации страны, с по-японски добросовестно переведенными субтитрами. Ничего — смотрят. Просто люди привыкли к визуальной культуре, у нас культура более нарративная, нам больше нужно содержание и литературная составляющая.
— Тогда почему аниме, а не стандартная, традиционная анимация в советском стиле?
— Поймите правильно — при всем уважении к советским мультфильмам 70-х они уже прошлое. Их уже кто-то сделал, и не мы. Хочется сделать свое.
Вы, я думаю, же в курсе — насколько широк диапазон японской анимации. К сожалению, вот эти дешевые аниме-сериалы, которые показывают у нас по ящику, создают у народа пренебрежительное отношение к жанру, а там есть настоящие прорывы в будущее.
Я интересуюсь в основном произведениями определенных студий, и наша студия «4 градуса» всегда меня интересовала. Их даже трудно отнести к жанру аниме, это скорее такая маленькая лаборатория, которая занимается выведением какого-то нового синтеза современной анимации. На основе аниме, конечно, потому что традиция в Японии такая, когда удобрено такое поле, на нем растут такие странные грибы, как наша студия. Мы мечтали с самого начала с ней работать.
— А зачем вам понадобилось мокументари, говорящие головы в фильме? Может, вам просто не хватило метража и вы ими добивали хронометраж до полного метра?
— Нет, эта идея была с самого начала. Нас давно интересовала комбинация игрового кино и анимации. Много было разных экспериментов у других людей, а такого еще никогда не делали. Хотелось взять формат History Channel или документального фильма, хронику и реальную анимацию.
— Ваше восхищение романтической советской эстетикой совершенно ясно читается в фильме. Но вам не кажется, что этот проект несколько припоздал? Советский ренессанс пошел на убыль, это несколько лет назад все ходили в майках с гербом СССР, а сейчас тем, кто родился в 1991 году, уже 18 лет. Советский Союз для них — отвлеченное понятие, у них нет этой памяти. А в кино у нас ходят люди моложе 25.
— Не знаю, опоздал или нет — покажет рыночная судьба нашего проекта. Поймите, мы действительно его не очень-то просчитывали и делали в первую очередь для себя. Мы действительно болеем этим проектом. Это не было хитрым пиар-ходом — замешать аниме на советской романтике, это возникшая у нас потребность — сделать такой фильм
Мы когда писали это, понимали, что такого счастья просто не бывает — чтобы все это не просто описать словами, но и увидеть своими глазами. Поэтому для нас то, что это воплотилось — это квинтэссенция возможного удовольствия на профессиональном поле.
Поэтому мы и не уходим, а продолжаем делать его дальше. Сейчас работаем над мангой с другими уже художниками, там будут разные другие аспекты этого мира. Еще Анна Старобинец, российская писательница, напишет роман про мир «Первого отряда». Хотелось бы собрать к этому проекту такой долби сурраунд. А второе аниме снова будет посвящено нашей главной героине Наде, там еще и другие герои появятся. Больше, к сожалению, пока ничего сказать не могу.
— И все-таки — какой аудитории вы адресуетесь? Создается впечатление, что вы снимали фильм как раз для нового поколения, чтобы донести для молодежи истории о войне средствами, к которым они привыкли, которые воспринимают. С другой стороны, у вас в фильме множество реалий, которые считают только тридцатилетние и старше. К примеру, что соратники Нади по первому отряду названы именами четырех пионеров — героев Советского Союза: Марат, Леня, Валя и Зина.
— Ну и прекрасно. Пусть в фильме будут спрятаны «пасхальные яйца», как это называется в компьютерных игрушках.
— Но ведь сорокалетние не ходят в кино?
— Пойдут. Я и сам пойду.
— А пропагандистский контекст в фильм внесен сознательно?
— Это было очень важно, это корень всего проекта.
— То есть вы намеренно остались в рамках советской пропагандистской легенды о пионерах-героях? У вас ведь абсолютный советский канон, в фильме нет ничего, о чем не говорилось бы в советское время…
— Ну кроме такой мелочи, как путешествие в загробный мир.
— Но все-таки — время ведь было не самое простое, и сейчас мы о нем узнали несколько больше, чем в советские времена. Вы сознательно игнорировали это знание?
— Абсолютно намеренно. Наша задача никак не была связана с оценкой политических феноменов того или иного толка. Мы действовали в эстетическом пространстве. Мы не хотели присоединиться к хору голосов, обсуждающих эту тему, а хотели говорить о реальном героизме, который абсолютно не становится хуже или лучше от контекста, в котором он проявился.
Идеологический конструкт — советское — это атмосфера нашего детства, источник нашего вдохновения. Понимаете, Сталина, репрессии и штрафбаты мы бойкотировали не по политическим, а по эстетическим причинам. Здесь, в этом конкретном фильме — этого не надо. Мы не монографию писали, мы делали художественное произведение, и определенная степень чистоты была нам необходима.
— Напоследок из шкурных соображений задам вопрос, вокруг которого иначе было бы сломано немало копий поклонниками вашего фильма. Надя вытащила своих убитых товарищей из загробного мира ненадолго или навсегда? Останутся ли они в реальном мире или вернутся обратно в советский лимб на потустороннем ВДНХ?
— Вернутся, конечно. Они появились разрулить проблемы, которые возникли в «момент истины», а так они припаркованы в потустороннем мире. Но потом, не сомневайтесь, их вызовут снова.
То, что они возрождаются и возвращаются, — это символический, конечно, аспект. Герои нашего детства умерли, и сейчас они возвращаются благодаря нам.
