Цивилизация
Сакраментальный и вполне естественный вопрос «как там биеннале?» может поставить в тупик, если всерьез задумываться над ответом. Дело в том, что у венецианского арт-фестиваля единая концепция существует только на словах, практический же результат ни в какие формулировки не укладывается. Этим летом, к примеру, событие проходит под девизом «Making Worlds / Создавая миры», предложенным куратором Даниелем Бирнбаумом. Слоган чреват бездной интерпретаций, что удобно для куратора, если он не хочет сам себя загонять в угол внятными установками. Организуя программную выставку биеннале, Бирнбаум мог руководствоваться чем угодно, поскольку понятие о художественных мирах не поддается однозначной дефиниции.
В итоге получилось бодро, но неизвестно, о чем именно.
А уж национальные павильоны, которых насчитывается 77, и вовсе никакими регламентациями себя не ограничивали. Одни видели особый шик в том, чтобы соответствовать теме биеннале буквально, другие — в том, чтобы намеренно не принимать ее в расчет. Третьих планетарная риторика вообще не волновала, поскольку у них имелись собственные цели и ориентиры (иногда просто «для внутреннего пользования», что имеет смысл при некоторых домашних обстоятельствах). Если же добавить сюда изрядное число выставок из параллельной программы, где каждый с полным правом дудел в собственную дуду, то станут понятны затруднения, возникающие при вопросе «как там биеннале?».
Автор этих строк нашел тем не менее лаконичную и правдивую формулу ответа.
Всем говорю: «Как обычно».
Только не сочтите за отговорку. Разумеется, на каждой биеннале хватает своих особенностей и оттенков. Но вот странность: чем пристальнее разглядываешь предложенный репертуар, чем больше вникаешь в подробности, тем заметнее общность тенденций, которая с годами лишь усиливается. Фраза «как обычно» означает, что снова и снова включается никем не заданный алгоритм, реализуется никем не прописанный сценарий.
Это и зовется глобализацией художественной жизни, когда процесс идет фактически сам собой, а те люди, которые его будто бы стимулируют и формируют, на самом деле просто торопятся вскочить в уходящий поезд.
Замени в одночасье всю дирекцию биеннале, всех кураторов, а заодно и всех художников поголовно — и модель тем не менее неизбежно воспроизведет себя в прежнем виде. Противникам культурной глобализации стоило бы иметь в виду данное обстоятельство.
На венецианской биеннале особенно ощутима объективность и неизбежность этого интеграционного «девятого вала». Ставка на почвенничество, на культурную изоляцию, на всякого рода «идеи чучхэ» обречена — именно потому, что за глобализацией не проглядывают никакие инфернальные кукловоды. Тут все серьезнее, стихийнее, органичнее.
Другое дело, что, как всякий вал, этот тоже несет с собой множество необязательных элементов.
Временами даже кажется, что процесс сам себя дискредитирует.
Скажем, на фасаде Академии художеств, выходящем на Большой канал, красуется гигантская реклама украинского павильона, где изображен волевой мужчина в пурпурном халате и с золочеными роликовыми коньками в руках.
Подпись гласит: «Wladimir Klitschko, curator».
Сразу себе представляешь, как знаменитый боксер не спит ночами, обдумывая концепцию выставки «Степи мечтателей», как он доказывает художникам Илье Чичкану и Михатре Васухиро необходимость той или иной поправки в их совместный проект... Надо полагать, выражение «куратор всегда прав» здесь обретает дополнительную, почти физиологическую, весомость. Кстати, и рецензенты волей-неволей будут поаккуратнее в оценках.
Сей анекдот лишь заостряет проблему, которая для современного искусства довольно болезненна. Чемпион мира по боксу номинально возглавил национальный павильон, топ-модель сочинила интерактивный художественный проект, хозяин богатой галереи собственноручно взялся клепать инсталляции и произведения видеоарта...
Заигрывание искусства с вип-персонами перешагнуло тот рубеж, перед которым влиятельные люди могли ощущать себя меценатами, заказчиками, даже слегка соавторами — но никак не полноправными творцами.
Теперь расстановка сил изменилась. Никто не удивится, если некий олигарх или киноартист вдруг надумает выразить себя посредством визуальных искусств. Welcome! Как говаривал Даниил Хармс, несите мне побольше денег, и вы увидите, как меня это обрадует.
Абсурдистская шутка становится явью. Разве что личная скромность, недостаток свободного времени и, возможно, отсутствие артистических амбиций мешают Роману Абрамовичу стать российским художником №1. Если бы ему взбрело что-то подобное в голову, мы с вами наверняка стали бы свидетелями триумфа. Интернациональные арт-механизмы явно готовы к такому повороту событий, поскольку прикольный, ньюсмейкерский и хорошо оплаченный бренд уже сейчас важнее реального качества.
Другая проблема, порожденная глобализацией, — это впадение изобразительного искусства в псевдодизайнерское русло.
Объясню: художники все чаще наваливаются на создание интерьеров, но не ради удовольствия заказчика, а для самовыражения. Мол, вам, буржуинам, подавай оригинальные решения пространств — ну так нате. Однако не обессудьте, коли возникнут непредсказуемые эффекты. Показательно, что «Золотого льва» и титул лучшего художника нынешней биеннале получил немец Тобиас Рехбергер, который спроектировал квази-кафетерий — почти натуральный, но с оптическими заскоками и с отсылом к живописи модернизма. Нетрудно вообразить, как эту идею буржуины моментально растиражируют в своих заведениях общепита, после чего следующий бунтарь подбросит очередной хитроумный интерьер, отвергающий предыдущую фишку. И буржуины снова клюнут.
Перманентная революция, почти по Троцкому. Только причем здесь изобразительное искусство?
Кстати, если уж зашла речь о наградах, то не преминем сообщить, что гран-при за лучший национальный павильон получили американцы. «Золотого льва» дали ветерану арт-сцены Брюсу Науману — уроженцу штата Индиана, придумавшему в 60–70-е годы неоновые надписи двусмысленного содержания, а также артистическую расчлененку. Его «Топологические сады» являют собой зловеще красивую и слегка мизантропскую ретроспективу.
В общем, наградили по делу, хотя многие предрекали победу объединенному скандинавскому павильону, где произведения искусства были вплетены в интерьер и мало отличались от мебели. Как видите, псевдодизайнерский подход едва не восторжествовал по всем позициям, но все же обошлось.
Российскому павильону призов не досталось — как, впрочем, и всем остальным.
Шансы на выигрыш в столь необъятном конкурсе крайне невысоки, поэтому такой цели перед собой можно просто не ставить и делать то, что представляется действительно полезным. Наш куратор Ольга Свиблова сочла, что тактически верным будет познакомить мировое арт-сообщество с творчеством семерых российских авторов. Скорее всего, она понимала, что подобная кураторская установка превращает призрачные шансы на победу в абсолютно нулевые, поскольку отсутствие единой концепции павильона автоматически выводит проект за рамки внимания жюри. Однако сердиться на Ольгу Львовну не за что, она лишь реалистически оценила ситуацию и воспользовалась случаем, чтобы ввести в интернациональный обиход группу художников.
Кстати, российский проект «Победа над будущим», несмотря на претенциозное название, вышел вполне приличным. Не хуже, чем у многих других.
В параллельной программе фигурировали еще несколько российских выставок, самыми заметными из которых были Unconditional Love в Арсенале Новиссимо и «Этот смутный объект искусства» в палаццо Ка' Реццонико. К последней экспозиции прилагался уличный перформанс со всплытием на поверхность Гранд-канала артистической субмарины, ведомой Александром Пономаревым.
В принципе, наши кураторы и художники неплохо освоили формат биеннале и чувствуют себя уверенно в любом интернациональном окружении. Но говорить о каких-то прорывах не приходится — хотя бы из-за привычки следовать чужим трендам, не претендуя на роль автономных «созидателей миров». Это еще один момент, рожденный глобализацией: появляются общие стандарты, отступление от которых внутренним цензором рассматривается как досадный промах.
Между тем никакие правила на художественной сцене догмами не являются, и лидеры легко могут через них переступать. Пожалуй, стоило бы относиться к культурной глобализации не как к новой религии с обязательными ритуалами и жесткими канонами, а просто как к дополнительной степени свободы. Лишь тогда разговоры о некоей самобытности окажутся не бессмысленными.
