Цивилизация
Про французов есть несколько мифов. Они много болтают, у них есть богатый внутренний мир, круассаны и сыр. Главный же миф заключается в том, что у них есть Париж, про который, благодаря самим французам, известно, что это лучший город земли. Штука в том, что про все это уже столько снято, написано и спето, что даже неудобно. Остались, по большому счету, только экзистенциальные бездны — тема неисчерпаемая, но в прочих описанных декорациях уже порядком поднадоевшая. Спасение пришло, откуда не ждали. Двух французских режиссеров попросили снять кино про то, про что они и их зрители уже и давно и думать не думали, — про Токио, самый непонятный город в мире. Другими словами, у сравнительно топового Мишеля Гондри и полузабытого Леоса Каракса появилась возможность поговорить на знакомые и близкие темы в непривычных зрительскому глазу декорациях.
Для маскировки к делу подключили еще и корейца Джун-хо Бона, и получился киноальманах «Токио!».
Название, конечно, не просто так лишено еще трех слов краеведческой серии «Дорогой мой мегаполис», в которой скоро выходит лента про любовь к Нью-Йорку. Причины тому можно перечислять довольно долго, но главная из них — Токио здесь всего лишь повод для очень разных и, честно говоря, с трудом помещающихся под одной вывеской высказываний, которые куда ближе к фантазиям или экранизации сновидений, чем к французскому прононсу или японским скороговоркам. В первую очередь это касается «Дизайна интерьеров» Гондри, который в привычной дремотной эстетике заставляет свою одинокую героиню потихоньку трансформироваться в такой же одинокий стул. Режиссер, как всегда, пытается казаться милым и строит кадры с прицелом на киноманскую сентиментальность, но сам факт превращения девушки в деревяшку наводит на мысли о тщательно скрываемой мизантропии.
И это не говоря уже о вопросе: при чем тут, собственно, Токио?
Впрочем, новелла Гондри выступает лишь прелюдией к центральному номеру программы — караксовской короткометражке под названием «Дерьмо». Месье Дерьмо (Дени Лаван) — хромой и кривой на один глаз бомж. Он появляется на улицах Токио, кричит что-то на непонятном языке, облизывает японок, разбрасывает гранаты в порядке провокации и ест цветы и деньги. Потом его ловят и судят. Защищает героя похожий на него внешне, но более социализованный адвокат по фамилии Воланд — единственный, кто понимает язык подсудимого.
Тут неизбежно придется оговориться, что Каракс не снимал девять лет.
За прошлые двадцать с лишним лет он снял всего три фильма и стал, вместе с Люком Бессоном, одной из главных надежд очередной новой волны французского кино конца 80-х — начала 90-х. К картинам Каракса, в том числе и к «Дерьму», решительно невозможно относиться беспристрастно. В каждом фильме, начиная с «Дурной крови», он так много и откровенно говорил о себе, что у зрителя был выбор — безоговорочно полюбить Каракса или пройти мимо. Кажется, ни у кого из нынешних кинематографистов фильмография не складывалась в такую печальную и цельную картину сугубо личных переживаний. Последним его фильмом была «Пола Х» — мастерски поставленное путешествие в обыкновенный земной ад. Возможно, поэтому здесь герой выползает из токийской канализации. Наконец, Лавана принято считать альтер эго Каракса, но сам режиссер это отрицает, признавая, что месье Дерьмо — это он сам и есть. Так вот, за отведенные полчаса режиссер рассказал так много об искусстве, себе и каждом из нас, что в пересказе все это кажется бессмыслицей, а на экране оказывается мрачным шедевром, легко вызывающим приступы тоски и удушья. Впрочем, потосковать тоже иногда полезно.
Тут пора бы уже окончательно забыть о месте действия, но на японскую землю возвращает финальная «Потрясая Токио» Джун-хо Бона — донельзя простая, трогательная сказка про то, как любовь побеждает агорафобию.
Кореец Бон живет ближе и, кажется, знает чуть больше про загадочный мегаполис. Поэтому выбирает единственный выигрышный на фоне высоколобых коллег ход — снимает легко и доходчиво. И сразу становится ясно, что мыслями об участи художника в современном мире, к счастью, можно пренебречь, а вот любовь и свежий воздух нужны всегда. Тем более что иногда это одно и то же.
