Легенда о необычайном даре Парвиза возникла довольно давно, еще в советские годы. При этом его работы мало кто видел – популярность художника в интеллигентских кругах основывалась, скорее, на слухах. Говорили, что живет в Москве такой оригинальный и самобытный живописец, которого ангел коснулся крылом, в силу чего произведения Парвиза отличаются небывалой одухотворенностью. Правда, слава его так и не вышла за пределы узкого круга, в отличие, скажем, от Сергея Параджанова или Анатолия Зверева. Отчасти и сам художник этому способствовал, крайне редко «засвечиваясь» на российских выставках. В перестроечные годы он сотрудничал с европейскими галереями, достиг определенной известности в Британии, Бельгии, Италии, но так и не обрел звездного статуса. У нас же о нем со временем стали забывать.
Только сейчас, спустя три года после смерти автора, состоялся его первый персональный показ.
Пожалуй, в появлении той легенды о Парвизе немалую роль сыграла его нетипичная биография. В возрасте шестнадцати лет он покинул родной Тебриз (у его семьи возникли разногласия с шахским режимом в Иране) и оказался в Советском Союзе. Пришлось учить незнакомый язык и адаптироваться к непривычной обстановке. Постепенно он совладал со всеми проблемами, закончил Московский текстильный институт и стал художником по тканям.
Уже на старте карьеры он делал успехи, даже удостоился золотой медали ВДНХ, но вскоре забросил первоначальную профессию.
Парвиза манили другие горизонты: он хотел быть живописцем и графиком. Хотя элементы декоративности остались в его работах навсегда. Изощренное эстетство выглядело признаком «фирменного стиля».
На нынешней выставке показаны около восьмидесяти произведений из частных коллекций и собрания семьи. Не исчерпывающе, но вполне представительно. Можно увидеть фрагменты графических серий с загадочными, «нездешними» дамами в роли главных героинь, а также изрядное количество полуабстрактных букетов и почти условных пейзажей. Сразу ощущаешь, что автор обладал незаурядным пластическим даром, – и одновременно сталкиваешься с явной манерностью.
Легенда о Парвизе не то чтобы рушится, но оборачивается творческой реальностью, к которой позволительно и даже необходимо относиться критически.
Разумеется, здесь и речи нет о простом потакании вкусу публики. Искренность художника очевидна – и все же некоторые вещи воспринимаются, как изящные виньетки на полях «большого искусства». Колористические откровения соседствуют с изящными, но вполне дежурными «пируэтами».
Вполне вероятно, что декадентский настрой заменил художнику позитивную программу, из-за чего его опусы не дотягивают до шедевральности. Пожалуй, только в акварелях проступают черты потенциальной творческой мощи. Там же, где в ход идет «смешанная техника», на авансцену выдвигаются сугубо эстетские задачи.
Красиво, но неглубоко.
Объяснением этому могла бы послужить многолетняя работа Парвиза в качестве художника кино (наибольшую известность он получил после фильма Али Хамраева «Сад желаний»). Киношный художник должен быть в первую очередь стилистом, декоратором, сценографом. Видимо, эта игра увлекла Парвиза настолько, что отозвалась и в его станковых произведениях... И все-таки в экспозиции витает ощущение подлинности – почти необъяснимое. Ангел действительно задевал Парвиза крылом – не объяснив, правда, как лучше применить полученное вдохновение.