Цивилизация
Так вышло, что почти весь ХХ век прошел под знаком экспрессионизма. Полюбился не столько термин, сколько способ самовыражения — экстатический, бунтарский и немного загадочный при внешней простоте. Казалось, давая волю бесконтрольным творческим импульсам, художники окончательно порывают с унылыми традициями и прикасаются к сокровенным тайнам мироздания. Манифестировались эти порывы весьма образно — вслед за кумиром молодежи Фридрихом Ницше. Вот как описывал, например, участник группы «Мост» Макс Пехштейн свое отношение к художественному процессу: «Работа! Опьянение! Раскрошить мозги! Жевать, жрать, заглатывать, разрывать! Блаженные родовые муки!» Обилие восклицательных знаков до времени вуалировало то обстоятельство, что у новых радикалов из Дрездена нет никакой позитивной программы: «Нам было понятно, от чего мы хотели уйти, но то, к чему могли прийти, представлялось менее ясно».
Довольно обычное дело для авангардного искусства — не ведать конечной цели.
Надо лишь развязать схватку, а уж дальше война подскажет. Четверо студентов-архитекторов, основавших в 1905 году художественное объединение «Мост», восторгались поочередно то Винсентом ван Гогом, то Эдвардом Мунком, то архаическими африканскими изваяниями, то гравюрами Дюрера. Увлеклись было импрессионизмом, затем модерном, потом охладели к тому и другому — мол, скучно и неактуально.
Повадились устраивать пленэры на близлежащих Морицбургских озерах, где писание обнаженной натуры сопровождали реализацией принципов «свободной любви» (к слову, по этой причине едва ли не первыми наблюдателями за деятельностью «Моста» стали местные полицейские).
В перерывах между пленэрами организовывали многочисленные передвижные выставки и поддерживали переписку с новаторами по всей Европе, однако реального международного размаха так и не обрели. Расширили свой состав за счет еще нескольких германцев, перебрались из Дрездена в Берлин, добились там популярности и в 1913 году объявили о роспуске группы. Формальным поводом была возникшая междоусобица, в действительности же осталось слишком мало общих устремлений, чтобы и дальше связывать себя коллективными обязательствами. Каждый пошел своей дорогой.
Вроде бы типовой сценарий для той бурной эпохи. Подобные группировки на континенте насчитывались тогда десятками. Но именно дрезденцам выпало стать провозвестниками едва ли не самого мощного и влиятельного художественного движения планеты на десятки лет вперед. И хоть на смену «Мосту» быстро пришел «Синий всадник» с Василием Кандинским и Паулем Клее в главе (у них-то теория не отставала от практики), а после Первой мировой в Германии появились экспрессионисты «второго призыва», но славу родоначальников стиля уже никто бы не смог отобрать.
Не забыли про них и нацисты: в 1937 году на достопамятной выставке «Дегенеративное искусство» в Мюнхене бывшим участникам «Моста» отводилось наиболее «почетное» место.
Нетрудно догадаться, что в освобожденной Германии (поначалу в западной ее части) этих художников вознесли на самую вершину национальной культуры.
А был ли мальчик? В смысле, произвели ли эти бунтари что-нибудь еще кроме фурора? Вопрос не праздный, поскольку авангард ХХ века оценивается сегодня по-всякому, и не только позитивно. Дело вкуса, разумеется, но гастрольная выставка из берлинского музея Брюкке вроде бы не должна оставлять сомнений: то искусство было настоящим. И Эрнст Людвиг Кирхнер, и Эрих Хеккель, и Карл Шмидт-Ротлуф, и Эмиль Нольде, и упомянутый Макс Пехштейн все-таки не зря в итоге заняли место на Олимпе. Что с того, что бывали они непоследовательными и эклектичными?
Это нормально для художников, которые не родились с наследственной мозговой программой по клонированию общепринятых образцов изящного.
И полемические переборы объяснимы: они просто опасались, что их не услышат, отчего пускали в ход самую громкую риторику. Современники иногда понимали их буквально, называя выставки группы «восстанием грубых, примитивных художественных инстинктов против цивилизации, культуры и вкуса». А проблема-то состояла в обновлении некоторых художественных кодов, а вовсе не в низвержении всех основ. Когда пыль от схватки рассеялась, это стало гораздо виднее.
Сегодня экспрессионистские приемы выглядят до такой степени хрестоматийными, что существует и обратная угроза: зритель может вовсе не почувствовать никакой былой новизны. Словно и не было никогда бури и натиска, не было смятений и творческих мук (хотя, скажем, лидеру группы Кирхнеру пришлось пройти через многомесячную депрессию на грани самоубийства, да и остальным участникам «Моста» их биографии дались нелегко).
Чтобы избежать клишированного восприятия, попробуйте в экспозиции посмотреть на каждую вещь отдельно.
Так, будто краски только что легли на холст, а карандашный графит — на бумагу. Это помогает почувствовать внутреннее напряжение, без которого подобные работы никогда не делались. И вместе с тем заметить изящную легкость исполнения, хотя в литературе эпитет «изящный» по отношению к «Мосту» практически не встречается... Художественная революция — это не только экстаз и отрясание праха, но еще и бережное культивирование ростков нового. Если они не выживут — всю затеянную бучу можно считать напрасной. Немецкие экспрессионисты свою грядку возделать сумели, что, пожалуй, поважнее лозунгов и манифестов.
