Сразу после титров, по ходу которых две юные подруги не самым унылым способом коротают время, валяясь друг на дружке в апартаментах и обливаясь шампанским, отдышавшаяся героиня Алиса (Ольга Сутулова), покритиковав московскую жизнь за «суету, деньги и правила дорожного движения», отправляется пожить в Санкт-Петербург, сулящий, со своей стороны, «дубак страшный и сны мрачные». Там она устраивается медсестрой в больницу и поселяется в коммуналке, где ветхость, сырость и антисанитария, по повсеместному питерскому обыкновению, призваны лишь подчеркивать иррациональную имперскую роскошь планировки.
С проживающими через стенку наркоманами-соседями Алиса быстро сводит знакомство той степени близости, к которой менее коммуникабельные люди идут месяцами, а то и годами.
Вступает в половую связь с Валерой Мертвым (Артур Смольянинов) и на почве ревности сначала конфликтует с его штатной подружкой Вэл (Мария Шалаева), а потом, откачав ее от передозировки и выпив водки, сводит с ней нежнейшую дружбу.
Закрепить завязавшиеся между барышнями отношения и как-то развить буксующий сюжет кинофильма опять-таки помогает Валера. Причем косвенным, не требующим от него никаких усилий (вообще, мало что в жизни способно спровоцировать цельного мужчину Валеру на какие-то усилия) образом. Мертвого сажает в домашнюю кутузку за героиновые долги мыслитель-наркодилер Ларусс (Михаил Евланов), который присылает девушкам любимый обеими валерин палец, имея при этом в виду, что и все остальное может вернуть фрагментами.
После чего Алиса и Вэл мечутся по Питеру в поисках десяти тысяч долларов — а ведь известно, что ничто так не сближает малознакомых людей, как рыбная ловля и ограниченные жесткими сроками поиски крупной суммы денег.
Благодаря счастливой способности к самоустранению Валера фигурирует в кадре на правах интерьера (будто какой-то, пусть и пригодный для секса, кадочный фикус), тогда как героини отжигают на переднем плане в манере, которую Венедикт Ерофеев обозначал как «вые***нчик с надрывчиком». В борьбе за самца они вместо того, чтобы нормально поговорить, вырвать друг другу по клоку волос и попробовать выцарапать проклятущие зенки, то натравливают на противницу знакомого гопника, то, недолго думая, сливают ее милиции как потенциального наркодиллера. Наладившаяся дружба, как можно было предположить, нисколько не снижает общего градуса.
И Бог бы с ним, однако от бытовой эксцентричности и разговоров повышенной душевности, теоретически вполне допустимых в девичьей светелке, особенно если в светелке колются героином, чем дальше, тем ощутимее отдает конкретной, попросту говоря, неправдой. На ностальгические воспоминания о советской газировке из автоматов (по три копейки за ту, что с сиропом, и по одной за ту, что без), которую барышни, прикидывая хронологически, не могли попробовать даже младенцами, есть желание реагировать в духе:
«Минуточку, на баррикадах 91 года вас точно не стояло».
От тягостной надуманности происходящего «Нирвану» не спасает ни финал, мрачный и озвученный классическим номером Joy Division, но все равно не объясняющий, зачем это все надо было рассказывать, ни кропотливая работа гримеров и костюмеров. Которую, видимо, и имело в виду жюри «Кинотавра», присуждая картине приз за лучший дебют.
На работу в больницу Алиса ходит, как на некий ритуальный готический праздник, разрисовав набеленное лицо крестиками, и в черном платье с кринолином. Артиста Смольянинова непросто признать из-за обильного пирсинга, синей бороды и головного убора в виде гигантского латексного паука, а Вэл катается на мотоцикле, надев на голову золоченый шлем античного легионера с элементами венецианской маски. Абсолютно узнаваемыми в нарядной массовке, где и Андрей Бартенев показался бы простовато одетым родственником, приехавшим из провинции реализовывать картофель, остаются только милиционеры. Карнавальное пиршество, пафос в том духе, что нелегко быть молодым, и девичьи психические кульбиты позволили бы предположить в картине смесь перестроечной «Ассы» и «Питера FM», однако и у Соловьева, и у Бычковой карнавал, пафос и кульбиты были, по крайней мере, оправданы.