Самого козырного события, правда, не случилось. В конце апреля канал НТВ всполошил кого только мог цветными роликами «Семнадцати мгновений весны», сопровожденными слоганом «Этой весной мгновения станут ярче». В будуарах, сети и газетах завязалось бурное обсуждение трудоемкости, стоимости и обоснованности подобного выхода в цвет. Одни гадали о спектре воздуха свободы и крашеных волос сыщика, застреленного Гельмутом, а также о том, как реставраторы обойдутся с богато использованной в фильме кинохроникой и Марикой Рёкк, картину с которой так ненавидел Штирлиц. Другие требовали немедленно прекратить безобразие и не пачкать культурное наследие разноцветными ручонками. Третьи популярно объясняли, что раскраска 14-часового фильма — страшно дорогое удовольствие, недоступное даже самому разгазпромовскому каналу, особенно если предприятие не имеет коммерческого смысла. Смысла не было, скептики оказались правы, Штирлиц вышел на экраны в привычно монохромном облике, а НТВ объяснило, что это был такой рекламный трюк, призванный открыть «новые грани и новые краски» картины и привлечь внимание молодого поколения.
В итоге привлечь молодежь новыми красками войны удалось другим федеральным каналам, ухватившим не букву, а дух инициативы НТВ: раскрасить старые темы и сюжеты под новые требования, в первую очередь эстетические, ну и заодно уж, куда деваться, и социально-идеологические тоже. Первый канал отметил День Победы боевиком «В июне 41-го», а «Россия» — дополненной версией военно-фантастической драмы «Мы из будущего».
Согласно Гегелю с Марксом, история повторяется, причем в виде фарса. Первый канал совместно с «Беларусьфильмом» всерьез решили проверить это утверждение, для чего вдарили дуплетом.
Название «В июне 41-го» очевидным образом восходит к знаменитому роману Владимира Богомолова «Момент истины (В августе 44-го)». История его экранизаций была несчастливой и в 2001 году завершилась слабым фильмом маститого Михаила Пташука, от которого сам Богомолов отрекся громко и яростно. Тем не менее, публика приняла картину благосклонно и уже привыкла пересматривать ее по большим праздникам (скажем, на сей раз «В августе 44-го» показал НТВ). Через два года Пташук снял на американские деньги The Burning Land, постыдно неумелую разлюли-малину про американскую еврейку, проснувшуюся 22 июня в белорусском приграничном городке. Остроумие прокатчиков и участие в обоих фильмах актера Юрия Колокольникова (в титрах последнего он, впрочем, обозначен как Ури Колокол) позволили назвать последний фильм Пташука, вскоре после этого погибшего в ДТП, «В июне 41-го». Так что свежую премьеру Первого канала можно считать римейком именно этого чуда.
На самом деле, конечно, это римейк пятой части сериала «Государственная граница» — во всяком случае, оба фильма считаются экранизациями повести Олега Смирнова «Июнь».
Наименее известный из литераторов-Смирновых всю творческую жизнь посвятил погранвойскам КГБ СССР. Его герои до последнего стояли на рубеже, воевали с немецкими нацистами, японскими милитаристами и украинскими националистами, а в мирное время ловили диверсантов и искренне удивлялись популярности хрипатого певца Босоцкого, который совершенно не знает матчасть – ведь не бывает на границе нейтральной полосы, и нет у СССР границы с Пакистаном.
Преданность теме была отмечена двухтомником в издательстве «Советский писатель» (чего удостаивались в основном живые классики), а затем Смирнов стал сценаристом вполне культовой «Государственной границы» — с пятой по восьмую, заключительную, части. Послевоенные серии выглядят совсем кисло (не по вине одного только сценариста), но «Год 41-й» получился мощным, умным и нестареющим.
Режиссер «В июне 41-го» Александр Лайе, получивший фундаментальное кинообразование в Москве, Варшаве и Кельне и набивший руку на малоизвестных сериалах, исходил из других оценок. Лайе без дурацких экивоков сообщил, что это как раз его картина – «страстный, мощный, яркий, предельно жесткий своей правдивостью фильм, способный по-новому отразить на телеэкране тему Великой отечественной войны». И «рассказать молодежи о подвигах солдат той далекой и страшной войны с фашизмом, которая все больше и больше отдаляется от нас, становится историей».
Правда, продюсеры с этим вроде бы не совсем согласились: во всяком случае, на киноэкраны картина, вопреки изначальным планам, так и не попала, а на DVD вышла еще до телепремьеры (с успешными проектами поступают в обратной последовательности). Продюсеров можно понять. «Предельно жесткий своей правдивостью фильм» на деле получился безмозглым боевиком на тему «Как Саша Белый под мостом прикончил Гитлера с хвостом». Как известно, первой ипостасью самого известного героя Сергея Безрукова был сержант погранвойск. На сей раз он дорос до лейтенанта – и совсем не зря.
За четыре серии герой Безрукова полюбил юную польку, расстрелял веревки, которыми коварные белополяки распяли на рельсах милиционера (кто не видел, ни за что не поймет, кто видел – тем более), встретил 22 июня в пограничном секрете, вместе с бойцами положил массу гитлеровцев, попутно убил садиста-кинооператора (в исполнении режиссера Лайе), еще раз полюбил юную польку, потом взорвал жизненно необходимый плану «Барбаросса» мост вместе с сидевшими в засаде оккупантами, добил главного злодея-брата-садиста-оператора... Чем все это кончилось, лучше не говорить – если соберетесь смотреть, будет еще менее интересно.
Снято все вполне по-современному: много крови, грязи и объемных взрывов, причем особенно создатели фильма гордятся строгим соответствием униформы и амуниции историческому моменту. Точность в остальных вопросах, похоже, была признана излишней. Набитый пограничниками поезд на всех парах удирает от пятерки хуторян с ружьями, красноармеец не отдает честь встреченному командиру, поляки легко разбирают хохдойч оккупантов, а те в ответ понимают не только польский юной Ханны, но и совсем малоляхский суржик ее дедушки в исполнении народного артиста СССР Ростислава Янковского. Работа со звуком достойна особых эпитетов. Авторы зачем-то переводят и без того понятные реплики типа «Gdzie ty?» (по данным создателей фильма, это значит «Ты где?» — именно в такой последовательности), «Freulein» перетолмачивают строго как «пани». Иногда здесь еще крутят по кругу одну и ту же запись фоновых разговоров, что позволяет внимательному зрителю выучить наизусть, например, необязательный физкультурный диалог.
Возможно, совсем ураганной раскрутке проекта помешали не только эти обстоятельства, но и несколько вычурное следование изначальному сюжету. С одной стороны, героя Безрукова таскают к особистам и грозят трибуналом не за паникерские разговоры о скорой войне с союзной Германией (как в оригинале), а за связь с полькой. С другой – невозможно не признать, что в 2008 году сцена восстановления пограничного столба с гербом СССР воспринимается совсем не так, как в 1986 году. Несгораемость героя с учетом белорусской истории вообще невозможно комментировать.
Но беда «В июне 41-го» даже не в этом и не в удручающей плоскости сюжета, вдохновленного явно не фильмами, тем более не книгами про войну, а древними компьютерными бродилками: герой врубается в толпу врагов, шмаляет кого успел и тикает, враги за ним, герой прячется за деревом, враги растерянно топчутся на месте, цитируют Ницше и быстренько возвращаются на базу – и так пока не иссякнут жизни героя или запасы врагов. Если отодвинуть в сторонку стыд, память огненных лет и обиду за киноклассику, то остальное – пустяки, дело житейское. Были у нас уже кунфу-фильмы про Великую отечественную (чудовищный сериал «Главный калибр», год назад показанный «Россией»), почему бы не быть кино по мотивам видеоигры в Рэмбо? Правда, для этого в картине «В июне 41-го» очень скверно поставлены драки и вообще вся активная составляющая, долгое время доминировавшая в военно-приключенческом жанре.
Стало быть, настал очередной этап – неглубокого ренессанса.
Изначально фильмы про Великую Отечественную были частью большой идеологии, определявшейся как минимум маршалами – армейскими, партийными и кинематографическими. Такой подход был смят окопной правдой выживших лейтенантов и детей войны. Они, в конце концов, постарели, устали вспоминать и уступили полигоны не наигравшимся в войнушку пацанам, искренне полагавшим, что их поколение опоздало ко всем войнам. Неромантичная пехота уступила экраны разведке, и за какой-то десяток фильмов выяснилось, что из пекла страну вытащили не токари, крестьяне и необученные мальчики, а веселые разрядники, всю дорогу бившие врага в его логове. Досаафовский подход совпал с голливудским, и студия Горького оказалась вполне конкурентоспособным производителем удалых боевиков, снятых с конвейера только развалом Союза и общими пораженческими настроениями. Нынешний курс, понятно, изменил и киноэстетику: великая Победа оказалась единственным безусловным общенародным достоянием, вот только лейтенанты ушли, а пацаны совсем выросли – и им на смену пришли ремесленники, читающие волю начальства по сомкнутым губам и знающие, как сделать красиво. Вопрос только в том, какую эстетику, 50-х или 80-х годов, они сочтут более красивой.
Удивительно, что именно один из выросших пацанов, учивших советских школьников тайне слова приказ, крутизне голубых беретов и всепобеждающему маваши, снял фильм честный и своевременный почти как известная «Мать». Андрей Малюков дебютировал незабвенным гимном ВДВ «В зоне особого внимания», а последнее десятилетие делал сериалы про спецназ, диверсанта и грозовые ворота. Изначально «Мы из будущего» представлялись логичным доведением такого направления до заслуженного маразма: фильм рассказывает о группе «черных следопытов», угодивших с раскопа в бои 1942 года, чтобы жить и умирать локоть к локтю с людьми, награды и оружие которых они продавали, а черепа простреливали десятилетия спустя. Сознательная общественность еще до выхода фильма предположила, что в наше время, да про войну, да с фантастическим элементом, да с тремя сценаристами, да под эгидой Эдуарда Володарского — короче, что не сними, получится святотатство и глумление над памятью дедов. Святотатство, честно говоря, представлялось сомнительным – во всяком случае, для поколений, выросших на песне «А винтовку тебе, а послать тебя в бой» и мультике про буденовку, переносящую мальчика в Гражданскую войну. Да и первый фильм о современниках, попавших в Великую отечественную, «Если это случится с тобой» – детский, что характерно, — вышел на экраны еще в 1972 году.
В любом случае, фильм «Мы из будущего» был представлен публике в классической последовательности: кинопрокат, диски, телеверсия – и каждый этап оказался успешным. Большинство зрителей претензии сняло, указав, что «зато кино патриотичное», а «ребята — красавчики». Меньшинство, составленное в первую очередь любителями военно-исторической науки, резонно отмечало некоторый перебор с натяжками и ляпами: например, в красноармейских книжках не бывает фотографий, а ни один нормальный командир не отправит в разведку свалившееся с неба подозрительное пополнение.
Справедливость претензий не отменяет того, что Андрей Малюков снял свой лучший фильм, честный, сердечный и неподлый.
Смотрится он без отрыва даже в трехчасовой телеверсии, исполняет, конечно, политико-пропагандистскую функцию, как и положено продукции ВГТРК, но делает это довольно тонко, умело и, увы, очень кстати.
Быть может, сыграла роль разница подходов: в отличие от Лайе, Малюков называл свою картину просто басней, смысл которой «не в воспитании молодого поколения, а в том, чтобы показать, ради чего стоит жить, что такое любовь, мужество и женственность».
Судя по рейтингам, телепремьера ВГТРК слегка проиграла международному проекту Первого канала. Тем не менее, можно предположить, что судьба фильмов будет разной: «Мы из будущего» будут вписаны в активную телеротацию и через год-другой станут дежурным телеблюдом памятных дней и вполне классикой – ну, не как черно-белый Штирлиц, конечно, но вполне как та же «Государственная граница». А «В июне 41-го», скорее всего, через пару-тройку показов будет вписан в нишу дневных эфиров и счастливо забыт.
В противном случае следующие Дни Победы лучше провести подальше от телевизора. Не наш там будет праздник.