Судя по географической карте, наша Родина – почти сплошная Сибирь с небольшим европейским аппендиксом. Однако из столиц зауральские просторы видны плоховато. Где-то там, за хребтом, лежит необъятная топь, откуда пузырями выходит природный газ и бьют нефтяные фонтаны. Работники добывающих отраслей распихивают эти богатства по трубам, периодически отстреливаясь от медведей и поглядывая на небо в ожидании вертолета с запасами водки. Коренной же народец околачивает кедры, динамитом глушит белорыбицу или пересчитывает оленей, поголовье которых все равно никому не известно. Олигархи отвечают за снабжение промтоварами, шаманы – за погоду, милиционеры – за поимку беглых каторжников. Короче, живут они каким-то своим укладом, вроде не жалуются, содержимое недр поставляют исправно. Чего от них еще и хотеть-то?
Не подумайте только, будто Ирина Затуловская вопреки стереотипам берется поведать о насущных проблемах таежного края. Репортерство — совсем не ее стезя. Из любых впечатлений она формирует собственную мифологию, в которой реальность – только отправная точка. Раньше бы это назвали «миром художника», куда «погружается зритель». Сегодня терминология жестче и наукообразнее, однако Затуловская со своим «миром» ни в какие актуальные категории не вмещается. И все же производит она именно современное искусство, а что до всяческих «измов», то просто не видит необходимости ими заморачиваться. Счастливое и несколько одинокое состояние души, при котором отдельность от художественных кланов воспринимается не как вызов, а как естественное продолжение мыслей... В общем, сами знаете: «поэт, живи один» и тому подобное. Рецептура для сильных и талантливых.
Эта отдельность проявлена и на нынешней выставке, причем буквально.
Дело в том что летнее путешествие по Оби, Иртышу и Сосьве было коллективным: на теплоходе «Римский-Корсаков» плавала большая и даже интернациональная команда художников и искусствоведов. Но в работах Затуловской от компанейского духа мало что остается. Здесь их только двое: взгляд и нечто, автор и Сибирь. Зарисовки подчас выглядят этнографическими, но вестись на это не стоит. История про медведя, «который мешок порвал», или изображения шаманских масок – только видимость экспедиционного отчета. Дескать, вот такие у них нравы и обычаи, а вот так выглядят музыкальные инструменты, и вот такие варежки они носят в зимнюю стужу. Но нетрудно заметить, что все сюжеты характерно «затуловские» и складываются они вовсе не в песнь ученого акына, а в лирический эпос. Взять хотя бы листы из альбомов «Черника» и «Голубика», где все рисунки выполнены ягодным соком. Ход экстравагантный – и вместе с тем донельзя уместный. Да, не кровью нарисовано, в этом пускай актуалы упражняются. А сок сам натекает в миску, вон его сколько – чем не материал для путевых заметок?
Тот же эпос развивают и вещи, сделанные постфактум, уже в Москве.
Живопись на досках, кусках кровельного железа, на бересте и даже на коже налима не служит задачам выпендрежа. Ровно наоборот, здесь все просто – иногда пугающе просто. Отдельные зрители могут зайти в тупик: цепляет ведь, а почему – непонятно. Восхищаться принято многодетальностью, а у Затуловской, бывает, только и найдешь, что считанные мазки по фактуре. Но эта простота дорого стоит. Иной художник горы компьютерных средств привлечет, чтобы спрятать от зрителя (да и от себя самого) неумение провести одну-единственную нужную линию или положить точный мазок в надлежащее место. У Затуловской же весь метод на том и построен, чтобы каждое движение кисти приобретало смысл и значительность. Нынешний эпос мог бы оказаться и не сибирским вовсе, но будьте уверены – в таком случае он и выглядел бы по-другому. Разнился бы в деталях, которые важнее этнографических и геополитических спекуляций.
Стоит добавить, что бенефис Ирины Затуловской вскоре получит продолжение, но уже на другой площадке.
Галерея Ravenscourt обещает на открытии своего нового зала в Гагаринском переулке показать иллюстрации к «Евгению Онегину». Это не рисунки, а вышивки – если угодно, коллизии романа, увиденные глазами (и реализованные руками) какой-нибудь наблюдательной дамы. Хоть даже самой Татьяны Лариной. Впрочем, это вольное допущение. У автора наверняка имеется особое мнение на сей счет – как и по любому другому поводу.