Цивилизация
За последний год спектакль Тульского театра кукол «Иванов» приехал в Москву во второй раз — теперь по случаю дефиле «Ивановых» в Театре наций. Олегу Трусову, режиссеру театра, приходилось реализовывать в куклах и Шекспира, и Мольера, и даже Франсуазу Саган. Пожалуй, Чехов в этом ряду — самый дерзкий эксперимент.
Кукла — всегда шарж, типаж, карикатура. Драматургия Чехова в куклах видится, скорее, в близком классику жанре фельетона. Жанр газетный — от времени не уйдешь. И ощущению времени делается особый акцент. Ключевой фразой для решения образа Иванова режиссеру послужила реплика Сарры: «Около его изобретений наживался всяк, кто хотел». А также ивановское: «Слишком много в нас винтов, колес и клапанов».
Красной нитью проходит тема «Роль рефлексирующих Ивановых в техническом прогрессе», дающая простор для импровизаций с механизмами.
На темном фоне сцены как будто белой кисточкой нанесены контуры декораций в ажурном стиле рамочек для фото эпохи доисторического материализма (первый опыт в кукольном театре Ивана Миляева, главного художника московского детского театра «Экспромт»). В центре трехстворчатая ширма с тремя медальонами, в один из которых иногда возникает возможность посмотреть, как в старую телевизионную линзу, на то, что происходит в мире, в то время как рушатся судьбы героев во время чаепития.
Мысли Иванова о самоубийстве витают в воздухе с первых минут: открывается занавес, и под явление тени отца Гамлета в фильме Козинцева Иванов читает «Быть или не быть?» (если вспомнить Чехова, то «умирая от стыда»). Похоронное настроение перебивается возникновение кукольной «заедающей» карикатурной среды. Всех понадобившихся режиссеру персонажей драмы, кроме треугольника Сарра — Иванов — Саша, воплощают человеческих размеров куклы. Облаченные в белое кукловоды за спиной — то ли персональные ангелы, то ли материализованные души, иногда покидающие свои «тела» и ведущие разговор от себя (особенно впечатляет сцена принесения соболезнований Иванову в момент смерти Сарры — легким поочередным касанием «душ»).
В русле технического прогресса, маркирующего рубеж веков, все куклы под задорный регтайм перемещаются посредством механизмов — от пятиколесного велосипеда Боркина и инвалидной коляски графа до авдотьиного самоката и авто Бабакиной.
Ничто так не характеризует человека, как личное транспортное средство.
Этот «автопаноптикум» выполнен в той же ажурной технике виньеток, поэтому не загружает пространство сцены и позволяет даже вальсирование в воздухе от переизбытка чувств. Куклы не только играют вместе с людьми, в куклы здесь играют люди: Сарра коротает время с куклами-мишками, а Саше Иванов дарит механическую игрушку танцующей пары, от которой отваливается кавалер в момент его самоубийства. Куклы ведут и самостоятельную жизнь над ширмой, воплощая беззаботную, без рефлексий жизнь простого люда, а также вернувшегося после смерти в мечтательное детство Иванова.
Гротесковый внешний кукольный мир анимируется звуком. Здесь это не только филигранная «озвучка» кукловодов, но и подчеркнуто серьезный музыкальный фон. Разговорам о политике в начале второго действия предшествует «Боже, царя храни» на фоне кадров хроники семьи Романовых и инженерных достижений времен их царствования. Причем гимн исполняется целиком — куплетов шесть-семь.
Лейтмотив постановки — классическая киномузыка Эдуарда Арьемьева к «Рабе любви».
В ней и беспомощность человека перед эпохой сегодня, и «мы увидим небо в алмазах» в грядущем. Вариант, конечно, беспроигрышный, но слишком узнаваемый, чтобы все два с половиной часа не гнать от себя образ Елены Соловей в авто и на велосипеде (это уже из «Обломова»). Этот эстетический — в том числе и в декорациях — ремейк столь очевиден, что наводит на мысль об осознанном воссоздании найденной Михалковым реальности.
«Инженерный» Иванов — непонятый современниками изобретатель (в какой-то момент в качестве ружья, которое не стреляет, на сцене появляется его «изобретение» — что-то с крылышками птеродактиля и карлсоновским пропеллером) — логически, конечно, не тянет на правдоподобие. Вряд ли кому доводилось слышать о заскучавшем изобретателе, опередившем свое время, — не тот это народец. Это все из области крушений теорий и верований. В финале линза показывает триумф будущего — стремительно взлетающие лайнеры и ракеты. Если не придираться к формальной логике, «Иванов» кукольный получился утешительным. Внятным и нескучным.
