Цивилизация
В конце февраля Большой театр покажет премьеру балета «Сильфида». Спектакль датского хореографа 19-го века Августа Бурнонвиля восстанавливает «звезда» мирового балета Йохан Кобборг — бывший солист Датского королевского балета, ныне работающий в Лондоне. Старинный спектакль, входящий в «золотой список» шедевров классического наследия, Кобборг знает, как свои пять пальцев: партию Джеймса, главного героя «Сильфиды», он танцует, возможно, лучше всех в мире. Постановщик убежден, что романтическая история о шотландском крестьянине, влюбленном в деву воздуха Сильфиду, не случайно имеет трагический финал. В московском спектакле он собирается доказать, что подоплека этой, на первый взгляд, наивной сказки отнюдь не проста.
— Кажется, именно с «Сильфиды» началась ваша карьера?
— «Сильфида» — моя третья сольная роль в Датском Королевском балете, после нее тогдашний руководитель труппы Питер Шауфус пригласил меня на статус премьера. До этого я станцевал другой великий романтический спектакль — «Жизель». Два любимых балета сыграли значительную роль в моей жизни. Благодаря им я повидал весь мир.
— Что именно в «Сильфиде» вас так привлекает?
— Это бесконечно глубокий психологический балет. Можно развивать характер героя в течение всей жизни. Ты меняешься — и с изменением жизненного опыта меняется твой персонаж. «Сильфида», хоть по форме и сказка, — не черно-белая история. Это «серое» пространство, в котором наталкиваешься на множество нюансов.
— По сюжету спектакля, Джеймс тщетно гоняется за Сильфидой, которая сначала сама его соблазняет, но потом в руки не дается. Можно сказать, что это балет о несовпадении мечты и действительности?
— У каждого героя этого балета есть своя страстная мечта. Невеста героя, Эффи, мечтает выйти замуж, соперник Джеймса в любви Гурн — жениться, деревенская колдунья Мэдж — отомстить герою за причиненную обиду. Но все эти мечты бытовые. Только у Джеймса мечта спиритуальная. Он свободный духом артист в мире неартистов.
История «Сильфиды» — то, что каждый из нас может соотнести с собой. Это балет о несовпадении мечтаний. Есть мечты — и есть цели, которые мы достигаем. В этот момент мечта становится реальностью. Это то, через что проходит Джеймс. Он мечтает, но не может воплотить мечту в жизнь, не сотворив чего-нибудь ужасного.
— Легко ли современному молодому человеку перевоплощаться в крестьянина из древней легенды?
— Коллизия «Сильфиды» — все бросить и начать сначала — лично мне близка. Восемь лет назад я имел в Дании успешную ровную жизнь. Была «устаканенная» карьера в театре, роли, красивая девушка. Но внезапно жизнь ставит передо мной новые вопросы. Хочу ли я всю жизнь танцевать в Королевском балете? Хочу ли остаться в Дании? Или брошу все и приму в расчет новые обстоятельства, позволяющие резко переменить жизнь? Это, конечно, не те вопросы, которые ставят под угрозу существование, но они меняют вас. И нельзя заранее сказать, что окажется лучше — прежняя жизнь или новая. Сначала надо попробовать. Иногда везет — ну, должно везти. Иногда — нет. Вот так и в «Сильфиде».
— Считается, что Бурнонвиля в Дании так почитали, что ни момента, ни эпизода его «Сильфиды», сделанной в 1836 году, не меняли никогда. Не балет, а музейный экспонат.
— Это и правда, и неправда. С годами от одного танцовщика к другому это передавалось через ноги, и хореография не утратилась. Но мы точно знаем, что некоторые сольные выходы были придуманы позже. Усилился мужской танец, прежде всего. Что-то сделали ученики Бурнонвиля. Похоже на историю вашего русского балета, где тоже многое прибавилось с годами. Когда Бурнонвиль сам перестал танцевать, он ввел на роль Джеймса танцовщика, который тоже хорошо двигался, но совсем не мог играть пантомиму. Поэтому он убрал из балета некоторые пантомимные сцены. И до тех пор, пока 8 лет назад датский историк музыки не нашел эти утраченные музыкальные куски, так все и оставалось. В этой найденной партитуре рукой Бурнонвиля было написано, что должно в этот момент на сцене происходить. Когда я впервые прочитал либретто, я понял, что этих сцен я не видел и о них никогда не слышал. И я решил расширить музыкальный материал и вставить утраченные сцены в свой спектакль.
— Каковы ваши впечатления от работы с балетной труппой Большого театра?
— Мы все в мире сегодня танцуем одни и те же балеты. При этом артистам важно не выглядеть абсолютно одинаковыми. Пусть каждый проявит свою индивидуальность. Вместо того чтобы говорить «вот это нужно делать так и только так», а потом столкнуться с тем, что, когда я уеду, это все равно поменяется, я предпочитаю вместе с московскими артистами найти что-то, что и им удобно, и меня устраивает.
Все ваши исполнительницы партии Сильфиды очень друг от друга отличаются. Важно продумать, кого с кем ставить в дуэт. Более сильную характером Сильфиду надо ставить с о слабохарактерным Джеймсом, чтоб проявилась коллизия «Сильный увлекает слабого за собой. Слабый поддается влиянию». А можно поставить сильного и властного героя, который стремится морально подавить невинную деву. Когда я танцевал Джеймса, мне нравились властные Сильфиды, это давало моему герою возможность чувствовать себя жертвой.
— Как найти баланс между естественным желанием каждого танцовщика щегольнуть техникой и этой сложной романтической историей?
— Балеты Бурнонвиля можно танцевать лишь тогда, когда это тебе доставляет удовольствие. Если у тебя не получается радоваться на сцене (а это бывает лишь при свободе владения собственным телом) — нет причин на сцену и выходить. Я предпочту посмотреть на артиста, который, может быть, технически и не так силен, но вкладывает в танец душу. А если ты технически великолепен, но твоя личность в танец не вовлекается — смотреть неинтересно. Но, должен оговориться, смотря какой это балет. Я лично бегу смотреть «Дон Кихота» именно из-за великолепия конкретных исполнителей. А на «Сильфиду» не нужно приходить за техническим фейерверком.
— Но этот балет все же наполнен мелкой виртуозной техникой ног, а наши артисты не всегда умеют делать «заноски», как в Дании. И что, вы им говорите на репетициях «ладно, ты компенсируешь это актерской игрой» или все же требуете технической чистоты исполнения?
— Они все очень хорошие танцовщики. А девочки! Такого количества балерин, которые могут станцевать совершенно фантастических Сильфид, ни в одной труппе мира найти нельзя. Крысанова, Осипова, Лунькина, Горячева, Капцова. Такая огромная труппа! И я нашел еще одну Сильфиду — Кобахидзе. А какие у вас Джеймсы – Лопатин, Годовский, Филин, Болотин, Гуданов…
— В Большом должны освоить специфику датской школы танца. В чем ее особенности?
— Многие почему-то думают, что руки в датском балете должны быть почти неподвижные, в одной позиции. Я же думаю, что когда тело желает что-то сказать — руки идут вслед за этим желанием. И если нет причин открыть руки, то их и незачем открывать. Но главное отличие — это то, что в Дании очень маленькие сцены. Поэтому больших продвижений по сцене быть не могло. В ходу — маленькие прыжки наверх. А в Большом театре все наоборот. Сцена огромная. Ее надо телесно освоить.
Еще одно. Неважно, где и когда ставится «Сильфида», но первый акт не должен быть пространственно большим. Это место, где Джеймс переживет ощущение клаустрофобии. Крестьянский дом со всеми приметами постоянного уклада жизни на него давит. А второй акт, в лесу на поляне, наоборот, огромный. Это весь мир с его потенциальными возможностями, где герой переживает свободу ума и духа.
Когда балет был впервые поставлен в Париже, наш Бурнонвиль счел, что это хорошая история, но прочел ее по-своему. Перенося балет в Копенгаген, он уравнял обе роли — мужскую и женскую. До этого танцовщик оказывался в тени балерины. Кроме того, хореография балета со временем претерпела изменения, и теперь герои танцуют бок о бок. Но не касаются друг друга, как в прошлом. Это правильно, потому что в этом весь смысл. Герой не может к героине прикоснуться: реальность к мечте отношения не имеет. А если потоки сливаются в одно целое — всё рушится навсегда.
