День открытия был богат не привычными для галеристов событиями: официальная, одобренная высшими московскими инстанциями версия экспозиции была дополнена работами «запрещенных» «Синих Носов» и ПГ. Всего на выставке представлены около 170 работ и более 60 художников; треть экспонатов принадлежат Третьяковке, остальные происходят из европейских музеев и частных коллекций.
На пресс-вернисаже было особенно заметно присутствие русских и украинских журналистов, и в большинстве вопросов к устроителям выставки звучали слова «цензура» и «запрет».
Руководители Третьяковской галереи, гг. Лебедева и Родионов, настаивали в своих ответах на значимости и специфичности международного имиджа национального русского музея, каковым является Третьяковка, указывая на неприемлемый и бесполезный шокирующий эффект не допущенных на парижскую выставку картин.
А вот их коллега, г-н Ерофеев, русский куратор выставки, заведующий в музее отделом новейших течений, обличал в своих ответах некомпетентность русских чиновников и вообще русского искусствоведения современного периода. Присутствовавший здесь же Оскар Рабин, парижский художник-эмигрант, дал по этому поводу более нюансированное замечание: эта конфликтная ситуация не имеет ничего общего с прежним противостоянием художника и советских чиновников. Столкновение образовалось в среде самих чиновников и вызвано раздором между музеем и куратором, объяснимым, прежде всего, естественным для переходного периода отсутствием четких критериев для кодификации произведений современного искусства.
Что касается французского куратора выставки, Антуана де Гальбера, этот давний почитатель «Синих Носов» открыто осудил прецедент перлюстрации художественных произведений, рассматривая его как крайне абсурдное действие. Поэтому не удивительно, что, несмотря на исключение из экспозиции работ «неблагонадежных» художников, французские устроители выставки рассчитывали на их присутствие на вернисаже: их пребывание в Париже по официальному приглашению было заранее оплачено. Более того, «Синим Носам» дали понять, что они могли бы прихватить с собой в Париж кое-какие свои работы, что те и сделали.
А вот художники ПГ никаких ЦУ (к их большому счастью) не получили: на таможне в Шереметьево их подвергли тщательнейшему досмотру.
Однако они смогли провезти диск с одной из своих последних видеоинсталляций. Днем, после пресс-вернисажа, когда все разошлись, «Синие Носы», прибывшие в Париж в двойственном числе (Саша и Слава), и ПГ смогли установить свои работы. Это были и видео инсталляции, и нашумевшая картина «Троица»; заметим, что картина была вывезена из России почти что контрабандным путем, свернутой в рулон. Антуан де Гальбер объяснил эту модификацию официального плана экспонатов как жест, вызванный его глубоким уважением к неприкосновенной свободе артистов. Что касается печально знаменитых «Целующихся милиционеров», их тоже удалось протащить в Париж, но на несколько иных условиях: сейчас они выставляются в рамках международной художественой ярмарки FIAC.
На вечернем ВИП-приеме руководители Третьяковки были просто-напросто поставлены перед фактом наличия в экспозиции работ «Синих Носов» и ПГ. К чести и г-жи Лебедевой, и г-на Родионова надо сказать, что, несмотря на их недовольство, они не стали выступать с официальным протестом, заявив, что тем самым они желают положить конец бессмысленному нарастанию конфликтной ситуации. Как бы там ни было, произведения «Синих Носов» и ПГ получили временную парижскую прописку.
Ценящие же хороший скандал французы не преминули воздать должное таланту русских художников на устроенном в их честь приеме.
Прибыли дипломаты, высшее руководство города Парижа, директоры крупнейших парижских государственных музеев, владельцы крупных галерей. Жак Ланг, министр культуры в эпоху Миттерана, провел на выставке несколько часов. Запрет картин был одной из основных тем разговоров. Жана-Юбера Мартена, организатора первой европейской выставки Кабакова в 1985 году, этот жест настолько поразил, что он стал всерьез опасаться возврата столь знакомой и ненавистной ему эпохи советского обскурантизма. Французскому послу в России Станисласу де Лабуле, оказавшемуся в это время в Париже, выставка так понравилась, что он посетил ее и на следующий день. Высказываясь по поводу запрещенных работ, господин посол сожалел, что последовавший за запретом скандал в русской прессе мешает правильному восприятию этой чудесной и веселой выставки: «Вместо того чтобы говорить только о цензуре, куда лучше было бы рассказывать и рассуждать о замечательном творчестве художников».
А вот президент Лувра господин Луарет ничего не знал о запрете картин, а услышав описание одной из них, пресловутой «Эре Милосердия», воскликнул: «Какой ужас!»
Специалист по живописи Х1Х века, он охотно делился своими впечатлениями о выставке: «Для меня было огромным счастьем видеть эти необыкновенно живые произведения. Их ненавязчивая экстравагантность открывает нам щедрое, бьющее ключом изобилие образов. Я сразу распознаю здесь четкое влияние русской живописной традиции, которая отличается необычайно искренним и пылким видением мира. Эта выставка, несомненно, станет этапным событием для позитивного восприятия России на Западе, способствуя лучшему пониманию этой великой страны».
Вечером следующего дня, на вернисаже, куда обычно приглашают художников и искусствоведов, было представлено несколько перформансов, но главным из них стал сам факт необыкновенного стечения народа — около пяти сотен посетителей. Очевидно, этой выставке, вызвавшей столь сильный накал страстей, в Париже гарантирован несомненный успех.