Цивилизация
Для человека, далекого от балета, название спектакля может показаться непонятным. Классный концерт? И в каком таком классе? В школьном, что ли? Но балетоман сразу поймет, что речь идет о балетном классе, о профессиональном тренинге мышц и навыков. Этот самый класс артист балета каждый день проделывает в репетиционном зале: сначала простейшими движениями разогревается у палки, потом переходит к более сложным упражнениям на середине и под конец гоняет адреналин в прыжках и вращениях. Если делать класс не в полноги (такое бывает), к концу тренинга с человека выльется ведро пота. Тому, кто видел эту экзекуцию, смешны банальности, которыми журналисты потчуют исполнителей: ах, вам трудно, у вас строжайшая диета, ничего нельзя есть...
Да на класс уходит столько энергии, что после него хочется слопать огромный стейк. И запить пивом.
В общем, поэзии в классе мало, а труда много. И это главное препятствие, с которым в 1962 году столкнулся Асаф Михайлович Мессерер, знаменитый советский танцовщик и балетный педагог, когда решил превратить закулисный труд в сценическое искусство. Если кто и мог совершить превращение утенка в лебедя, то именно Мессерер. В Большом театре он разработал такой класс, что поработать телом сбегались самые знаменитые танцовщики и балерины. Родная племянница Мессерера, Майя Плисецкая, к примеру, занималась исключительно у дяди. На склоне лет наставник с гордостью вспоминал: «Великие артисты повторяли мои движения своими прославленными ногами».
Задача, которую Мессерер себе поставил, не была новаторской. Идею театрализации класса уже использовали в Европе, еще в XIX веке.
Но в Советском Союзе 60-х годов, за слегка приоткрытым «железным занавесом», при запрете на любое искусство, отличающееся от обязательных канонов «балета о чем-то» (утвержденных ЦК КПСС), западные поиски были мало известны. Партийные боссы удивлялись собственной смелости, разрешая гастроли труппы заокеанского балетного диссидента — Джорджа Баланчина, который в своих «формалистических» постановках соединял танец и музыку в уединении, без декораций и сюжета. Создавая сходный по типу «Класс-концерт», Мессерер заполнил пустующую нишу советского бессюжетного балета и убрал определенный процент комплексов, снедающих наших хореографов: советские творцы в отличие от масс изредка бывали за границей, ходили там в театры и знали, что сеют европейские и американские коллеги на профессиональной ниве.
Кстати, при всей легкости и лучезарности «Класс-концерт», возможно, понравится не всем.
Для многих лицезреть бессюжетный танец — все равно что рассматривать абстрактную живопись. В попытке ответить на вопрос «что бы это значило?» начинает болеть голова. Жаль, если так случится: «Класс-концерт» — тот случай, когда содержание рождается непосредственно из формы. Причем богатство лексики приправлено особым, канувшим в Лету настроением, о котором помнят современники советской эпохи. В «Класс-концерте» заложен заряд повседневной бодрости без особых размышлений, ощущения жизни как праздника. Тогда такое настроение называлось пропагандой, теперь оно просто бодрит кровь.
Спектакль восстанавливал родственник Асафа Мессерера, Михаил Мессерер, педагог балета, преподающий по всему миру. Ему придали сценографа, кутюрье Игоря Чапурина, который, впрочем, не захотел вникнуть в особенности балета, соорудив черный фон с темными зеркалами и зелено-синие «производственные» одежды артистов. Для Чапурина «Класс концерт» — не просветленный наивный парад, а повод для интерьера модного ночного клуба. Зато племянник Асафа сумел уловить, что создатель «Класс-концерта» не был диссидентом, но ретроградом тоже не был. Он знал, что не бывает двух одинаковых танцовщиков и техника балета о технике должна меняться во времени и пространстве. От соединения этих параметров родился нынешний «Класс-концерт», балет для звезд, в котором явлена радость профессионала: оказывается, это такое чудо — привычные, до боли знакомые классические па!
И не надо душещипательных историй про любовь и разлуку, чтобы проявить красоту всех этих фуэте и арабесков, «кружевных» движений стоп и прыжковых каскадов. В комбинациях Мессерера торжествует азарт тренированных тел, правит бал виртуозность — от начальных приседаний у палки до дуэтов, в которых танцовщик поднимает танцовщицу на вытянутых руках, словно она пушинка, а не десятки килограммов живого веса. И то самое физическое усилие, от которого хочется стейков, совсем незаметно. Если, конечно, танцуют мастера своего дела, а не работники сцены, получающие зарплату с помощью ног.
С 60-х годов уровень балетной техники неизмеримо возрос, а сборная музыка балета — Глазунов, Лядов, Рубинштейн и Шостакович — ритмически удобна для танцев, как игра тапера в балетном классе или мотивы производственной гимнастики, звучащие по радио в советские времена.
Спектакль прошлого века не просто отражает общественный оптимизм времени. В балетном плане этот танцевальный плакат рассчитан на тех, кому нравится работать танцовщиком. «Класс-концерт» — балет для честолюбивых артистов, ему идет на пользу, если исполнители используют хореографию для восхищения собственным умением: я и так могу, и этак. К счастью, многие звезды Большого использовали шанс и как следует дали жару. А тем, кто не мог довести свои па до блеска и не догнал бодрый градус музыки, придется учиться изображать удовольствие от танца. Именно это умение называется «артистизм».