Ольга Розанова (1886 — 1918) — одна из «амазонок авангарда», вместе с Александрой Экстер, Натальей Гончаровой, Любовью Поповой, Варварой Степановой и Надеждой Удальцовой. Все они занимались лихими налетами на тухлые курени академического искусства, но Розанова, пожалуй, ускакала дальше всех. Если бы не умерла в голодном 1918 от дифтерита, трудно предсказать, за какие еще горизонты ее унесло бы в будущем.
Как все ее коллеги по художественному Великому Эксперименту первой четверти прошлого века, начала с очарованности мирискучнической изысканностью, прошла, как нож, сквозь постимпрессионизм и попыталась выяснить, чем грозят и что могут принести кубизм и футуризм. А потом пришла к совершенно беспредметной живописи и здесь оказалась едва ли не радикальнее Казимира Малевича.
Создатель супрематизма никогда так и не избавился от логоцентрической идеи, без которой не обходится русская культура, согласно которой все, даже белый квадрат на белом фоне, должно иметь идеологическое наполнение. Розанова неуловимым взмахом разрубила узел «форма — содержание». Ее желто-красно-черная «Беспредметная композиция» и «Зеленая линия (Цветопись)» 1917 года лет на сорок предвосхищают абсолютный формализм западного color field и minimal art.
При этом загадочным образом за полностью формальными поисками слышится живое, очень человеческое дыхание.
Именно поэтому она до сих пор в России известна меньше своих коллег. Ведь Розанову бессмысленно расшифровывать, на ее работы надо смотреть, потому что в них нет ничего, кроме чистой визуальности и парадоксальной интимности. А уж что можно узреть, глядя на искусство Розановой, — не ее дело. Есть картинки, и это главное.
Выставка в «Залах в Толмачах» камерная, в основном состоит из работ, находившихся в собрании брата художницы Анатолия Розанова. Это собрание недавно вернулось из Германии и сейчас находится во владении отечественного коллекционера К. Григоришина. Выставка расширена благодаря нескольким работам из собрания ГТГ, Ивановского художественного музея, ММСИ и из коллекции В. Шпенглера. По большей части это не «важные произведения», но набор такого качества, что дает ясное представление о творчестве Розановой. В экспозиции трогательные букетики и пейзажные зарисовки, сделанные в подростковом возрасте, виньетки в духе Бакста, великолепные «Автопортрет» (1911) и «Валет треф» (1916). А дальше — Розанова во всем величии, которое прочитывается на почеркушках, эскизах дамских сумочек и текстильных узоров, будущих картинах, из которых многие так и не были сделаны.
Как ей удавалось, рисуя разноцветные полоски, квадратики и зигзаги, наполнять их чудесным цветом, непонятно. Но в названии нового пространства Третьяковки, где показывают Ольгу Розанову, есть важный смысл. Язык искусства вечно загадочен. Любой его перевод — всегда только рассказ о том, что видишь.