Цивилизация
Чтобы назвать свой фильм «Вавилон», нужно обладать либо чудовищным самомнением, либо тем, что принято сегодня тактично именовать «новой искренностью». Сравнить это можно разве что с названием романа «Страсти людские», принадлежащего перу некоего Александра Потемкина, он рекламировался на билбордах в метро.
У «Вавилона», впрочем, рекомендации посерьезней — «Золотой глобус», номинация на «Оскар» и репутация режиссера Алехандро Иньярриту, снявшего отличную «Суку-любовь» и приемлемый «21 грамм».
Пышущая жаром харизма мексиканца, отчетливо осознающего себя представителем третьего мира в стане врага, очевидно, может завести его достаточно далеко — прямиком в голливудский истеблишмент. «Вавилон» на этом пути — шаг твердый, изящный и крайне своевременный.
История, как это положено у режиссера, осознающего размах своей миссии, происходит сразу на трех континентах при участии множества героев и развивается по четырем сюжетным линиям. Марокканский пастух покупает у соседа винтовку — гонять шакалов. Его малолетние сыновья отправляются пасти коз, берут винтовку с собой и решают попрактиковаться в стрельбе, выбрав мишенью туристический автобус.
Выстрел радикально меняет маршрут американской пары, путешествующей с группой. В Марокко они попали, пытаясь восстановить отношения, пошедшие прахом после смерти их новорожденного сына. Вместо того чтобы наслаждаться бедуинскими плясками, муж вынужден сидеть в местной деревне у тела раненной жены, слушать стоны своих попутчиков, которые хотят ехать дальше, и наблюдать, как местная старуха пытается унять страдания его женщины при помощи трубки опиума. Набирает обороты международный скандал.
Тем временем в Америке няня-мексиканка, не сумев получить выходной, берет вверенных ей детей на свадьбу сына в Тихуану, а в Японии глухонемая девочка-подросток предлагает себя то сверстникам, то врачу-дантисту, то полицейскому детективу. Что связывает этих людей — станет со временем ясно.
Для зрителей, предпочитающих решительные, окончательные суждения, «Вавилон» представляет собой неудобный парадокс.
Иньярриту — крайне талантливый режиссер, обладающий органическим чувством визуального. Фактически четыре рассказанные истории представляют собой четыре идеальные стилизации, четыре диалекта киноязыка. Пока поникший Брэд Питт и усталая Кейт Бланшетт исполняют «Под покровом небес», козопасы бредут махмальбафовскими песками, японская часть истории кажется более «японской», чем иные фестивальные образцы, а сцена мексиканской свадьбы с оркестрами, толстухами, револьверами и Гаэлем Гарсиа Берналем вообще выглядит триумфом той набирающей сок кинематографии, что южнее Техаса.
Исключительное кинематографическое качество картины приходит, однако, в неприятное столкновение с сутью высказывания.
Парадоксы и гримасы глобализации, универсальный гуманизм и универсальное отчаяние — темы столь же скользкие, что и несчастная любовь, что вечно норовит зарифмоваться с морковью. И, пока актеры и оператор делают свою работу с удивительной искренностью и изяществом, Иньярриту и его постоянный сценарист Гильермо Аррига сплетают их точные и достоверные истории в морально-политический букварь.
К создателю «Вавилона» вполне подходит сказанное совсем по другому поводу: «Муж печальный, но не мудрый». Может, «Оскар» его немного развеет.