Этические перверсии и эротические императивы, щекотание зрителя до болезненной икоты, ирония, которая, как в «Звездном десанте», незаметно перетекает в апологетику своего объекта. Пол Верхувен — человек сложный. Самый успешный предатель идеалов артхауса, человек, во многом определивший американский киноландшафт 80–90-х, вернулся на родину, чтобы пощекотать бывших соотечественников своим взглядом на войну и еврейский вопрос. Те из них, кто еще помнил верхувеновские голландские выходки вроде «Турецких сладостей», «Четвертого мужчины» и «Плоти и крови», ожидали скандала. Его не случилось — «Черная книга», ставшая самым дорогим фильмом в истории голландского кино, оказалась довольно безвредным гестапо-кабаре, чьи девиации не выходят за рамки вроде-бы-допустимого.
«Если бы евреи послушали Христа, они бы не угодили в такой переплет», — бурчит над тарелкой с кашей добрый самаритянин, укрывающий молодую еврейку Рахиль от нацистов.
Европеец всегда антисемит в душе, даже когда он рискует жизнью, чтобы выполнить свой долг. Рахиль не в обиде. Но и не плачет, когда в домик самаритянина попадает бомба, убив всю немалую семью. Ей нужно думать о себе. Попытавшись сбежать из страны вместе со своей семьей и другими такими же бедолагами, она попадает в ловушку — баржу с беглецами расстреливает немецкий патрульный катер. Выжила одна Рахиль, которую подпольщики в гробу доставляют в город, выправляют документы и пристраивают к делу. Выкрасившись в блондинку и назвавшись Эллис де Вриз, она соблазняет шефа местного гестапо.
И сталкивается с неожиданностями. Во-первых, гибель ее родных оказалась частью плана по раскулачиванию богатых евреев в пользу негодяя-эсэсовца, присваивающего при помощи таинственного предателя среди подпольщиков их ценности. Во-вторых, шеф гестапо оказался симпатичным человеком и приятным во всех отношениях мужчиной, и чувство не заставило себя ждать.
Детективная, любовная и военная интриги перекручиваются все туже, пока Эллис-Рахиль поет для немцев «Лолу», ставит жучки и крутит любовь.
Восхитительная Карис ван Хаутен, сыгравшая главную роль, и ее не менее восхитительная грудь, сыгравшая свою роль, — яркое, динамичное, но несколько расплывчатое пятно, вокруг которого вращаются свастики, суровые лица подпольщиков и ласковых нацистских шлюх, круглые физиономии добрых голландцев и союзников-освободителей. Расплывчатость ее очертаний — «Девушка, Которая Решила Выжить», «Девушка, Которая Мстит», «Девушка, Плывущая По Течению»? — впрочем, компенсируется условностью — идеальная пинап-герл, чулки, подвязки, страсть, немножко шоу-герл, немножко Кэтрин Трамелл. И, хотя Верхувен честно старается смешать ожидания, перекручивая все моральные координаты, заставляя сочувствовать немцу, хихикать над подпольщиками и дивиться скотству среднего человека, эта игра теряется в какой-то бесконечной умозрительности происходящего.
Проще говоря, кинематограф настолько позабыл, что такое война, что даже верхувеновская тарантелла напоминает по драматургии постановку во дворце пионеров — налицо лучшие намерения, только все время вылезает красный галстук.
Старый лис, который всегда кормился эротикой, иронией и саспенсом, попытался откусить больше, чем смог проглотить. Когда он рисует Эллис, красящую волосы на лобке, чтобы сойти за белокурую бестию, или исполняет снафф, в котором добрые голландцы глумятся над героиней как нацистской подстилкой, — он дома. Когда он ставит тревожные вопросы — приходит в голову одна простая мысль. Многие голландские предприятия всю войну продолжали переводить зарплату евреев, уволенных по приказу нацистов, на тайные банковские счета (те, кто выжил, смогли ее забрать) — и это факт куда более удивительный, чем все верхувеновские парадоксы.