Цивилизация
Лукавый перевертыш, немножко ехидна, немножко мексиканская голая собака, этот фильм вызывает подозрения с самых первых кадров. Мишель Гондри, чудесник рекламы и кудесник видеоклипов, ответственный за визуальные психопатологии Бьорк, Тома Йорка и Massive Attack, карьеру свою начинал издалека с философически-дикой «Звериной натуры». «Вечное сияние чистого разума» уже попало во всеобщие любимцы — не каждому удается закрепить на текучей физиономии Джима Керри такую печаль, не каждый решиться транслировать свои детские фантазмы прямо в кинотеатры.
«Наука сна» также метит в любимцы, только более решительно.
Гаэль Гарсиа Берналь, мексиканский отличник физической подготовки, талантливое и чувственное крем-брюле, играет Стефана — художника и изобретателя. Парень прибывает в Париж из Мехико и селится в квартире матери-француженки — его отец-мексиканец, с которым Стефан вырос, только что умер. Как все парижские планы, надежды Стефана честолюбивы: он хочет издать календарь со своими рисунками, изображающими всевозможные катастрофы. Вместо этого парню приходится довольствоваться тупой работой в издательстве — клеить какие-то бумажки.
Случайно он знакомится с соседкой по лестнице — помогает втащить пианино. Соседку зовут Стефани, и уже потому, что ее играет восхитительная Шарлота Генсбур, можно понять, что девушка слегка того — мечтательная. Интрига знакомства перерастает в чувство, впрочем, слишком запутанное, чтобы увенчаться поцелуем — вместо этого Стефан и Стефани будут делать облака из ваты, море из полиэтилена, развлекаться с машиной времени, которую сделал Стефан из какого-то хлама, и хитроумным устройством для чтения мыслей. Они будут разговаривать о всякой ерунде: «Странное чувство. Все равно, что потрогать свой член левой рукой. / — У меня нет члена. / — У тебя есть левая рука». Они будут талантливо сопротивляться близости, боясь испортить то, что слишком таинственно и слишком важно, чтобы просто называться любовью. Ну, и видеть сны, конечно.
И здесь Гондри поступил, как бабушка с платформы Марк, — продал свое старое рукоделье, уже потрепанное в многочисленных видеоклипах.
Города, поезда и интерьеры из картонных коробок, ожившая старенькая плюшевая лошадка, ватные облака, висящие под потолком. Все это до того мило, что разум возмущенный начинает вскипать — все равно что сунули в руки постороннего щенка или младенца, и даже когда он описался на твои лучшие штаны, тебе отказано в праве на недовольство.
Впрочем, Гондри был настолько любезен, что оставил лазейку. При желании все эти дешевые фокусы в духе «Амели» можно оставить за порогом. А выбранный режиссером стиль lo-tech воспринимать как утверждение, что безумие по своей природе обыденно и низкотехнологично. Тогда «Наука сна» превращается из сентиментальной мелодрамы в очаровательную трагедию. В историю о мужчине, которого безвредное сумасшествие навсегда оставило ребенком. О женщине, достаточно взрослой, чтобы понимать всю безнадежность ситуации, и достаточно чувствительной, чтобы видеть в ненормальности обещание чего-то большего, чем любовь. О невозможной любви, которая вся — невероятные совпадения, смех без причины, облака из ваты, которые — чудо! чудо! — не выглядят глупо, вздорно, сентиментально, а просто — облака.