О том, что кукла Барби не просто fashion doll, а целый, с позволения сказать, социокультурный феномен, начали догадываться давно. К груде исследований на эту тему присоединилась теперь и книга плодовитой Линор Горалик «Полая женщина», выпущенная издательством НЛО. Про книгу мы напишем отдельно в недалеком будущем, а сегодня поведаем о выставке, сопутствовавшей презентации. В галерее RuArts к представлению публике печатного труда приурочили показ изобразительных сочинений под общим заглавием «Барбизона: внутренний и внешний мир Барби». Как легко догадаться, речь здесь о том же – об укладывании феномена в сознание и о ворошении бессознательного.
В некотором роде о продолжении игры в дочки-матери, только по-взрослому.
Любопытно, что еще до выставки плодовитая Линор Горалик в своей книге попыталась систематизировать причины и результаты так называемого «Барби-арта». Оставалось только сопоставить классификацию с наглядными примерами. В общем, многое соответствует. Например, справедливым оказывается вывод, что чрезмерная идеализация образа вызывает желание артистически его испохабить. Или еще одно: вполне объяснима тяга к наделению стерильного кукольного мирка теми категориями, которые были старательно изъяты оттуда производителем.
Насилие, страдание, гендерное неравенство, даже смерть – все это возвращается в барбианскую мифологию под соусом художественного жеста.
Скажем, Дмитрий Цветков укладывает пластиковых принцесс в оригинальные гробики, которых семь – по числу дней недели. Юрий Аввакумов предлагает кукольный сортир, работающий по принципу музыкальной шкатулки: если запустить механизм и прильнуть к специальной дырочке для подглядывания, можно под звуки «Кукарачи» увидеть растущий карточный домик. Карты, разумеется, не для детей до 16. В видеоролике «Is it yours?» Виктора Алимпиева живая куколка корчится на бетонном полу вслед за жестами повелительной мужской руки, комкающей салфетку. А в фотосерии Сергея Терентьева и Виктора Голубева «Барбизона» очеловечивание промышленного продукта приводит к логичному последствию в виде беременности.
Иногда подчеркивается и обыгрывается другое обстоятельство – комиксоидность биографии Барби, кретинская правильность ее взаимоотношений с бойфрендом по имени Кен.
Фразочки вроде: «Нам надо не забыть крем для загара», имитация взрослого поведения при умилительной бесполости обоих персонажей – чем не мишень для сатиры?
На выставке можно встретить сразу несколько пародий на эту тему. Встречаются и совершенно экзотические интерпретации феномена: например, Сергей Шутов в инсталляции «Вторжение: Лояльность. Адаптация. Реальность» подробно обосновывает неземное происхождение Барби. Находится место и для деконструкции образа. В ассамбляжах Сергея Мейтува фрагменты кукольного организма группируются произвольным образом (туловища отдельно, головы отдельно) и соединяются с предметами из недетских контекстов – противогазами, в частности. На первый взгляд, коллаж Кати Филипповой «Триумф Барби» – едва ли не единственное произведение, где благочестивость и цельность персонажа не подвергаются сомнению, но и здесь лезет в глаза умышленный перебор по части цвета и лоска…
Нет, никого не оставляет равнодушным девушка с голубыми глазами и льняными локонами. Кое-кого даже тянет в нее перевоплотиться: нацепить парик, наложить бюст и турнюры, обуться в золоченые туфельки на платформе.
Правда, этому «кое-кому» не привыкать – речь о Мамышеве-Монро.
Несколько работ, впрочем, к Барби имеют отношение весьма косвенное. Живопись Ирины Корсаковой с куклами Серебряного века говорит скорее о «мире до Барби», а видео Леонида Тишкова с его грустноватым героем Никодимом – о «мире без Барби». Тут, пожалуй, проглядывают контуры другой выставки, менее специальной, которая бы рассмотрела связь человека с куклой как таковой. Но это уже совсем другая сказка.
«Барбизона: внутренний и внешний мир Барби». В галерее RuArts (1-й Зачатьевский пер., 10).