Понятие масса и массовая культура возникли в 40-е годы XX века, хотя сама проблема массового сознания обсуждалась и раньше. Очень много говорили о нем психологи, в первую очередь Юнг, разрабатывающие принцип коллективного бессознательного. Масса, она же толпа, представлялась неким общим организмом, не способным к рациональному мышлению, но легко попадающим под влияние сильных эмоциональных раздражителей.
Пренебрежение к массе, с ее пристрастием к крайностям и упрощению, сохранилось и до сих пор. Однако сегодня понятно, что, нравится нам это или нет, мы давно живем в обществе массовой культуры, и определение «массы» оказалось куда шире первоначального: «примитивная толпа», не способная к рефлексии.
Сегодня под словом «масса», прежде всего, понимается большинство, множество, то есть совокупность индивидуальных сознаний, обретающих некие общие черты в процессе коммуникации. И если прежде считалось, что масса – иррациональна и потому подвержена манипуляциям извне, со стороны вождей, лидеров мнений, то сегодня многие исследователи признают наличие в массе особого коллективного разума, признают способность множества самостоятельно выстраивать и осуществлять некие действия. Способность эта связана с интернетом и социальными сетями, выступающими своего рода нейронными связями между индивидуумами. Цифровая реальность позволяет обмениваться большими массами свободной информации и на этой основе выбирать оптимальные решения. Пришло время для интеллектуальной реабилитации цифровой «умной толпы», которая может быть не только рациональной, но и более сложно мыслящей, чем ее индивидуальные участники. Экспертная цифровая толпа, обладающая свободным доступом к информации, способна к действиям и в реальном мире, и к экспертным оценкам, прогнозам, выработке программ и их реализацию в социальном пространстве.
Однако все не так лучезарно.
Интернет объединяет не только интеллектуалов. Наличие в цифровом пространстве множества различных групп, каждая из которых составляет свою «массу», объединенную общими ценностями, снова приводит к рассуждениям об интеллектуальном неравенстве, а свободный выбор источников информации и распространение таких форм цифровой агрессии, как «троллинг» или «холивар», приводит к повышению роли эмоционального воздействия.
Кстати, в области массового сознания, формируемого не физической толпой, а некоей абстрактной аудиторией средств массовой информации, Россия оказалась едва ли не впереди всего мира. Неграмотная в основе крестьянская масса, составляющая большинство населения в революционной стране, в поисках объяснений, которых люди не находили в традиционной культуре, до основания разрушенной в процессе революции, обратилась, как к высшей силе, к книжной мудрости. А поскольку настоящие книги были редки и трудны для усвоения, на помощь призвано было радио, транслирующее все необходимое в доходчивой и убедительной форме. Чем доходчивей, тем лучше. Содержание упрощали, делая его простым и эмоционально окрашенным. Как лозунг.
Тиражируемые лозунги становились основой массового мышления, общей почвой, тем самым коллективным бессознательным, о котором говорили психологи. А поскольку экспертная основа общества была начисто снесена, некому было оценивать и апробировать столь широко транслируемое слово. И масса покорно принимала на веру услышанное, не подвергая его рациональной проверке.
Постепенно и в СССР снова сложилась некая элитная прослойка, взявшаяся за контроль над массой, называлась она советской научно-технической и творческой интеллигенцией. И до конца советского строя хотя бы на поверхности общества действовал консенсус между низовым массовым и высоким культурным пространством.
Но с началом перестройки перегородки рухнули.
В западной культуре амортизаторами долго работали традиционные институты – профессиональная журналистика, юриспруденция, экспертиза университетов, но к XXI веку они ослабли.
Главным транслятором массового сознания явился телевизор, в котором слово сначала иллюстрировалось картинкой, а потом уже картинка подтверждалась словом, поскольку визуальная информация проще и ярче, чем вербальная. В первые годы развития телевидения традиционные структуры общества в демократических странах первыми забили тревогу, предупреждая о невероятной убедительности того, что показано, ведь для большинства зрителей увиденное и есть реальность. Лучше сто раз увидеть – истинность этой поговорки легко подтвердил опыт журналистов «Би-би-си», которые в 1957 году сняли трехминутный фильм в стиле телерепортажа о небывалом урожае спагетти в Швейцарии. По телевизору среди других сюжетов показали, как люди снимают с деревьев гроздья лапши, и что же? Редакцию завалили письмами с просьбой указать, где можно найти саженцы таких деревьев.
И дело не только в глупой доверчивости, но и в убедительности формы, скопированной с реальных новостных сюжетов.
Эпоха телевидения клонится к закату, но зато интернет, вопреки позитивным утверждениям об «умной толпе», демонстрирует не только примеры самоорганизации, но и нерассуждающую доверчивость и, что особенно печально, склонность к эмоциональной манипуляции.
В соцсетях говорить может каждый, но расслышать можно только тех, чьи слова повторят больше миллиона раз. При этом массы – как в игре в испорченный телефон – перевирают по ходу все, кроме самых простейших утверждений. Идеи возникают в головах у специалистов, но овладевают массами при помощи трансляторов. Сложные идеи транслировать невозможно. Зато яркие, эмоционально окрашенные и крайние взгляды расходятся по миру огромными волнами. И дело даже не в самих идеях, а в способе их передачи, который делает их плоскими и примитивными.
Война, катастрофа, эпидемия – любое сильное потрясение для массового сознания очень удобны (при всех неприятностях, которые они приносят для каждой отдельной личности), потому что уж тут эмоций выше крыши, а мир упрощен – дальше некуда. Катастрофа организует массовые убеждения, а с убеждениями невозможно бороться рациональными методами. Миром массового сознания управляют, как известно, эмоции.
Мы все бываем жертвами этого давления на нас массы – так уж человек устроен, но, конечно, если уж культура или природа одарила нас способностью к рациональности, то стоит всегда делать поправку на этот неизбежный эффект упрощения. Мир пока не может справиться с волнами, которые накатывают на массы, запуская неожиданные механизмы практических действий. Но каждый конкретный человек – может сознавать, что он не обязан становиться частью массового сознания, вернее так – у него, помимо массового, есть еще и свое, индивидуальное, личное пространство, и вот за него мы можем (да, думаю, и должны) отвечать сами.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.