Цивилизация
«В нашей культуре заложено стремление принимать жизнь такой, какая она есть, несмотря на ее трудности и горечь», – говорит режиссер этого фильма, снятого про то, как непросто дается человеку личное мужество. «Герой» Фархади получил в Каннах-2022 Гран-при, разделив эту награду с российско-финским «Купе №6», но некоторые российские критики при этом оценили оба фильма не очень высоко, найдя слишком простыми, даже старомодными. Не нашли в них видимой актуальности.
«Герой» – просто частная история должника, сидящего в тюрьме по иску заимодавца, человека средней порядочности, который один раз поступает по-настоящему честно, возвращая найденные ценности их владелице. После чего на него обрушивается ураган событий, вполне достойных крутого детектива (захватывающий, достойный настоящего триллера саспенс отметили все, о фильме писавшие).
В роли героя – молодой и очень популярный иранский актер Амир Джадиди, атлет и красавец, которому для этой роли пришлось сильно похудеть, сгорбиться и выработать стертый, робкий взгляд. Ведь его персонаж давно сидит в тюрьме, а фильм начинается с того, что Рахима отпускают на волю на несколько дней и ему страшно не хочется возвращаться обратно. И способ есть: если заимодавец, родственник бывшей жены, поручившийся за Рахима и потому вынужденный заплатить его долг, отзовет свой иск, поверив обещанию вернуть деньги, Рахима выпустят.
Проблема в том, что истец ненавидит своего должника, не верит ему, и, кажется, хочет отомстить больше, чем вернуть потраченное. Но долг очень велик, сидя в тюрьме Рахим не может ничего заработать, а его родня – сестра и ее муж – совсем не богаты, к тому же они и так воспитывают его сына, десятилетнего мальчика с очень сильным заиканием. Поэтому Рахим надеется, что сможет уговорить своего врага с помощью нового аргумента: женщина, с которой они друг друга любят, случайно нашла на остановке женскую сумку с несколькими золотыми монетами, она предлагает отдать их как часть долга, под обещание уже на свободе заработать и отдать остальное. Однако истец отказывается от сделки, а по закону должник будет оставаться в тюрьме до полной выплаты.
Не сумев воспользоваться найденным золотом, Рахим решает вернуть сумку с деньгами и развешивает объявление о находке. Уже в этой нехитрой завязке важны мелкие детали, которые синефильствующие критики обычно упускают, сосредоточившись на универсальном значении истории.
Фархади – из тех иранских режиссеров, которых высоко оценивают на западных фестивалях, но которые при этом остаются на родине, что очень непросто. Сам Фархади считает, что «перед революцией 1979 года в Иране было много великих кинематографистов, которые снимали потрясающие картины, гораздо лучше, чем я сейчас. Но тогда на Западе никто иранским кино особенно не интересовался». Когда в Иране к власти пришли фундаменталисты и светская жизнь и искусство стали подвергаться репрессиям, на иранское кино впервые обратили внимание в мире, обнаружив его особенную самобытность. Но реакция постепенно нарастает.
Знаменитые иранские режиссеры Мохсен Махмальбаф, Аббас Киаростами, с которых началась мода на иранское кино, после поражения очередной «зеленой революции» 2009 года живут и работают за границей. А тем, кто остается работать в Иране – Джафару Панахи или Мохаммаду Расулофу – их фильмы обходятся дорого: им запрещают снимать, выезжать из страны, сажают в тюрьму.
На этом фоне судьба Фархади кажется вполне благополучной. Он любимец фестивалей, лауреат и Канн, и Берлина, дважды получал «Оскара» за фильм на иностранном языке, снимал и за пределами Ирана – во Франции и в Испании, и в то же время он не арестован, не подвергался репрессиям. Это многим кажется странным, и недавно – после того, как его фильм «Герой» официально выдвинули от Ирана на «Оскара» – часть интеллигенции даже обвинила его в проправительственном поведении. Режиссеру пришлось оправдываться, и он всерьез был этим расстроен. Он выступил в Instagram, напомнив, как осуждал действия радикальных сил во власти, говорил, что государство позволило ковиду убивать народ, протестовал в связи с обстрелом иранскими ракетами сбитого в 2020 году украинского гражданского самолета, боролся против дискриминации в отношении женщин. Вспоминал про свою поддержку Панахи и Расулофа. И про то, как его за это задержали в аэропорту Тегерана, отобрав паспорт. И как сторонники жесткой политики в своих СМИ критиковали его за то, что он создает «нереалистичный образ» страны.
Однако Фархади согласен с тем, что откровенно выражать свое мнение по политическим и социальным вопросам в Иране невозможно, что цензура работает не только в отношении политики, но и в искусстве. Сценарий надо отсылать на проверку цензурной комиссии, есть множество ограничений, но, говорит режиссер, это не его не останавливает:
«Борьба с цензурой очень важна для меня. Я не люблю убегать с поля боя и предпочитаю встречать трудности с открытым забралом. Моя задача – не дать чиновникам повлиять на то, как я делаю свои фильмы, и одновременно обойти все проблемные зоны. Многие картины выходят на экраны без малейших проблем, если они – хотя бы по касательной – не затрагивают социальные вопросы».
На самом деле все фильмы, даже если они в открытую заняты только моралью, касаются и социальных и политических проблем, поэтому снимать в Иране трудно. При этом Фархади объясняет, что ограничения и цензура – только часть общего давления, не менее сложно обстоит дело и с цензурой внутренней, часть которой идет от самих режиссеров. «И это более опасно, потому что если ограничения внешние, то вы их можете увидеть и найти способ, чтобы обойти. Но когда они внутри вас, то их обнаружить не удается. Как заболевший человек, который еще не знает о своей болезни».
Сценаристу и режиссеру, который хочет рассказать про настоящую жизнь в Иране, надо быть очень осторожным, и то, о чем нельзя говорить прямо, уводить в подтекст. Это делает фильмы более сложными и неочевидными, что вступает в противоречие с новыми мировыми тенденциями к упрощению: «Сегодняшние технологии уничтожают сложность в кино точно так же, как соцсети – интеллигенцию. Фильмы и общество становятся настолько примитивными, что над ними уже не имеет смысла задумываться. Кино должно быть сложным, над ним нужно ломать голову», – сетует Фархади.
Фильм «Герой» только кажется незатейливым, но если смотреть его внимательно, то его содержание разворачивается в сложный узор, из которого многое понятно о настоящих бедах иранского общества, которые не сводятся к политическим проблемам, но во многом зависят от них.
Мы не знаем, что привело героя фильма, тихого художника-оформителя, к необходимости занять деньги: вроде бы его обманул компаньон, сбежавший с деньгами, взятыми по кредиту, – но понятно, что невезучий скромник скорее жертва обстоятельств, чем сознательный мошенник. Бедность его семьи вполне визуально выражена – это среда, где люди живут скромно, тесно, ни у кого нет лишних денег, и даже вкусная еда является радостью и достижением. Но бедность – только часть проблем. Фархади не декларирует никаких обличений, он просто рассказывает про конкретную ситуацию, но внимательному зрителю становится ясно видно, что именно постоянное умалчивание, страх и неопределенность общественного устройства приводит к драматическому конфликту.
Рахим указывает в объявлении о находке телефон тюрьмы, по которому он официально не имеет права разговаривать, но в администрации у него есть сочувствующие, помогающие поддерживать связь с внешним миром. Он просто хочет сам убедиться, что к нему обратится настоящий хозяин сумки. Но это позже выбор номера станет уликой, вызывающей сомнения в его правдивости, и ему приходится раскрыть имена тех, кто помогал ему и другим заключенным звонить на волю. Женщина, потерявшая монеты, хотела скрыть заработанное тяжелым трудом золото от мужа, который непременно их бы отобрал и пропил (да, в строгом мусульманском Иране мужчины выпивают, и делают это тайно), и потому она тщательно скрывает свои следы, а ее отсутствие еще более усугубляют недоверие.
Сам Рахим скрывает, что деньги нашел не он, а его подруга, потому что встречаются они тоже тайно – иначе позор, хотя подруга разведена, но за ее честь отвечает брат. После того как начальство тюрьмы узнает о благородном поступке заключенного и решает сделать на этом пиар, Рахима обвиняют другие заключенные – в лояльности начальству и малодушии, ведь в тюрьме процветает коррупция и насилие, только что один из их товарищей был доведен администрацией до самоубийства. Когда история с возвращением найденных денег попадает в СМИ, Рахим поначалу рад, ведь его добрая слава помогает ему выйти на свободу.
Но все тайное постепенно становится явным, и Рахима начинают подозревать во лжи даже там, где он говорит правду, – а ему, как мы знаем, есть что скрывать. Эти мелкие обманы, постоянные утаивания, которыми люди маскируют истинные цели и чувства, но которые используют для своих целей, и составляют незаметную паутину ханжеской морали, в которой человек постепенно увязает, где разрушается и доверие, и достоинство. Рахиму в конце концов удается найти выход – хотя и не совсем тот, на который он поначалу рассчитывает, но финал не кажется безнадежным. Испытания закаляют, и иной раз заставляют повзрослеть и стать более стойким.
Однако, несмотря на неизбежность трудностей, не все они по-настоящему полезны. «Иранская ситуация очень сложная, – говорит Фархади, – но это и вызов для автора. Как альпинисту приходится многое преодолеть, чтобы достичь вершины горы, так же можно найти нечто захватывающее в противостоянии запретам и давлению. Однако, если в краткосрочной перспективе ограничения и могут привести к развитию творчества, но в долгосрочной – лишь к его разрушению. Так что без ограничений иранское кино было лучше».
Фильм «Герой» не вошел в окончательный список оскаровских номинаций. Возможно, Фархади вспомнили, как он – из-за запрета правительства Трампа для въезда в США граждан семи мусульманских стран – отказался приехать получать свой приз в 2017 году, когда ему дали «Оскара» за фильм «Коммивояжер». Мир становится все более противоречивым и сложным, и все трудней сохранять в нем независимую позицию. Все виды экстремизма похожи между собой. Искусство, считает Фархади, дает нам возможность бороться с крайними взглядами, позволяя сочувствию сократить дистанцию между «ними» и «нами». Это и есть сейчас главная миссия частного человека.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.