Цивилизация
В обществе, которое принято называть традиционным, люди жили под присмотром. Во избежание неопределенности привожу основные признаки традиционного общества: полное самообеспечение без необходимости вести торговлю с другими странами; высокий уровень религиозности; жесткая сословная иерархия; преобладание коллективной трудовой деятельности над индивидуальной; большая роль родственных связей; господство социума над личностью. Частная жизнь в таких обществах, вопреки стереотипам, всегда жестко контролируется обычаями, и те, кто нарушает привычные нормы, жестко и публично наказываются. Жестокость входит в условия – виновного не собираются исправлять, наказание должно послужить наглядным примером для других. Чем оно ужасней и мучительней, тем более запоминается урок.
Культура традиционного общества основана не на рациональном, а на религиозно-мистическом представлении о действительности.
Из всех способов получения информации наибольшим доверием пользуются слухи, все члены общества имеют представление об обычаях и традициях, но никто не имеет возможности их выбирать. Поэтому наказанию подлежат не только реальные преступления, но также поступки и чувства, не совпадающие с культурными и моральными ценностями, которые считаются общепринятыми. А тесный контакт с коллективом и родственниками делает человека полностью подконтрольным.
Общества модерна, складывающиеся в мире с конца XVIII века, изменили положение частного человека, добиваясь, в первую очередь, освобождения его сознания, но потребовалось довольно много времени, прежде чем удалось внедрить новые нормы – свободу убеждений, совести, мысли. Человек модерна жил в городах, где контроль семьи и окружения ослабевал по мере улучшения жилищных условий. Изолированность городских квартир позволяла человеку спрятаться и анонимно наслаждаться новыми плодами цивилизации – думать и поступать по-своему, как ему хочется. Плоды эти появились в результате технического прогресса: двигатель внутреннего сгорания и электричество изменили экономическую систему. Развитие техники требовало свободы мышления, открытости, обмена, доверия к новому.
Россию модерн застал врасплох, в результате социальной революции, и внезапно освобожденный от постоянного присмотра общинный человек разгулялся вволю, пока его снова не заковало в тиски государство, которое полностью взвалило на себя контроль и наказание. Но государство в интенсивно модернизирующемся, свободном от единой системы ценностей обществе, не тотально, даже когда оно тоталитарно. Всегда остаются лазейки: глухие углы, где прячут преследуемых, снятые квартиры, на которых проходят собрания, забытые библиотеки, где хранятся книги, запрещенные для распространения. Диссиденты в СССР знали, что за ними ведут слежку, что рано или поздно их, скорей всего, арестуют, или отправят в психушку, или вышлют из страны, но можно было, прячась и осторожничая, перепечатывать запрещенные книги и статьи, создавать нелегальные издания. Тем более свободно вели себя те, чьей задачей была не борьба с официальной властью, а просто расширение культурных и научных горизонтов. Закрытые кинопоказы и выставки, театральный андеграунд, квартирники, домашние кружки по изучению семиотики и психоанализа, целые библиотеки ксерокопий – все это существовало в эпоху застоя. Мир вокруг вовсю осваивал плоды и травмы индивидуализма, до нас же долетали только его ароматы. Хотя большая часть советских людей даже тогда продолжали жить по законам традиционного общества.
Не только в России мир модерна и мир традиционных укладов сталкиваются во времени – эта проблема характерна для многих обществ, в результате склонных широко применять насилие к гражданам ради идеи порядка.
Нового тут не много, переходный этап всегда сопровождался возникновением новых иерархий, попросту специальных служб порядка, инструментов насилия с функцией контроля, а также сращением криминальных структур с органами власти.
Новым, на мой взгляд, сегодня является вот что: мир модерна, построенный на идее технического прогресса, делает жизнь прозрачной. Сотовые сети, социальные сети, камеры слежения, системы распознавания лиц, фиксация частных разговоров и переписки, дроны и широкополосный интернет, как выяснилось, не только способствуют безопасности и дружелюбию, но увеличивают буквально до безграничности зону контроля. В начале ХХ века о грядущей прозрачности человечества не только мечтали, но и опасались ее последствий (вспомним «Стеклянный дом» Эйзенштейна), теперь же мы въяве столкнулись с ее сложными и непривычными свойствами.
Частная жизнь, в которой мы укрывались, буквально на глазах перестает быть таковой. Индивидуум – только что свободный и независимый – на ветру общественных эмоций оказывается снова зависимым и подконтрольным. Его политические взгляды исследуют органы государственной безопасности, его сексуальную жизнь – активисты-общественники. Спортсменов бдительное око медицинского контроля сопровождает от утренней чистки зубов до вечернего свидания – не попадется ли в зубной пасте, таблетке от головной боли, в бокале с аперитивом чего-то запрещенного? Публичные люди тратят огромные деньги, чтобы спрятать от общественных глаз жен, детей, дома и яхты, болезни и пристрастия, но им это плохо удается. Политическая борьба за идеи сменяется борьбой за укрытие, за монополию на тайну частной жизни, на секреты истинных связей и приоритетов.
Теперь не семья и не община контролируют любые действия человека, но все, кто только готов и может – и пресловутая свобода и неприкосновенность частной жизни, возможность в одиночку, своими силами решать вопросы собственных чувств тает под напором и новой, и старой этики.
Пока, кажется, выигрывает насилие. Идея подавить все действия, попадающие под подозрение, представляется эффективной. Но даже если запереть всех в колониях и заклеить окна бумагой, все равно рано или поздно найдется добрая душа, которая вынесет на флешке, на сетчатке глаза, на подушечках пальцев информацию о том, что происходит внутри. И с этой информацией, количество которой все растет, надо будет что-то делать. Власть применяет старинное средство – показательно устрашающее наказание, считая, что чем больше она посеет ужаса, тем меньше свободных, неподконтрольных действий совершат подопечные граждане. Но этот метод, как мы знаем из истории, никогда не был универсальным и работал только в тесном союзе с общественными нормами.
Конечно, активно делаются попытки внедрить в общество единые (традиционные) ценности, но постиндустриальное общество устроено куда сложней традиционного, и эти попытки обречены – вернуться в прошлое никогда не удается (хотя иной раз получается задержать на время старый уклад в новых обстоятельствах). Но и новые ценности не обещают свободы индивидуального выбора.
Вывода не будет. Фаза, которую мы сейчас переживаем, гарантирует лишь максимальную нестабильность, как в прогнозах погоды, где резкие перемены давления ведут то к засухе, то к урагану, то к морозам, а то и к нежданной оттепели.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.