Цивилизация
У нас в районе — дальнем, сельском, на границе области, далеко от городов — закрылся очередной деревенский магазин. Муниципальная власть в лице главы сельского поселения в тоске обращается к хозяйке магазина в соседнем, густо, по здешним меркам, населенном пункте: «Поезди к ним хоть раз в неделю, нас же жалобами изведут! Будь человеком, пожалей бабулек, им же до райцентра не добраться».
Но Лена отказывается, говорит, хватит, поездила, начинала с этого 15 лет назад, когда с автолавкой, то есть просто на собственной машине объезжала деревни, привозила туда простой ассортимент, набирала по мелочи на обзаведение. Теперь у нее построено свое помещение, где есть нормальные прилавки, холодильники, продавщица наемная. Все равно приходится ездить раза два в неделю в дальние деревни с автолавкой. Такой договор с администрацией, социальная помощь бизнеса селу, за это Лене разрешают кое-какие поблажки. Но даже ради хорошего отношения начальства брать еще одну деревню, в другой стороне, она не согласна: бензина не окупишь, тамошние бабки покупают хлеб да сахар, потому магазин у них и закрылся. Не выгодно.
Деревня без магазина – не такое редкое явление. В большинстве маленьких, на две, три семьи, деревенек, оставшихся от объединенных в колхозную пору больших поселков, магазины позакрывались давным-давно.
Это были отделения потребкооперации, то есть не государственной, но все же официально одобренной организации, централизованно занимающейся торговлей, закрывшейся с советской властью. Жители привыкли добираться до более крупных населенных пунктов кто на чем. Рейсовые автобусы сейчас перестают ездить, машин не хватает: старые вышли из строя, на новые нет денег.
В период короткого развития частной собственности — в конце 90-х и начале 2000-х годов — магазины на селе стали открывать местные крестьяне. Ютились на террасках, в сарайчиках. Та же Лена, я помню, сняла бывший склад, без окон, с двумя прилавками, между которыми она, крупная красивая женщина с обаятельной улыбкой, металась, обслуживая покупателей.
Тогда в нашем сравнительно бойком месте было несколько магазинчиков, где-то торговали почти исключительно пивом и водкой из-под полы, где-то хлебом и карамельками. Лена же бралась за все, от муки до стирального порошка, возила продукты из Костромы, из Иванова, выбирала, где получше, а не только подешевле. Когда заработала немного, построила отдельное здание, потом еще и кафе рядом.
Это были времена, когда казалось, что страна поднимается из нищеты, что туристы будут приезжать, что горячие обеды или пирожки с капустой и яблоками — золотое дно.
В витрине-холодильнике появились салаты, котлеты, блинчики, местные гурманы обсуждали меню, дачники радовались — можно гостей отправлять обедать к Лене, и посуду мыть не нужно… Сейчас кафе закрыто большую часть времени, а открывается только по особым случаям, когда заказывают банкеты — по поводу юбилея, или выпускного из местного детского сада, или — чаще всего — на поминки.
Проблема в том, что с каждым годом государственные требования к Лениному бизнесу все возрастают. От нее требуют соблюдения множества всякого рода условий и правил — от присоединения к электронной платежной системе до установки аппарата для считывания электронных карт. Все эти нововведения ведут за собой покупку оборудования, наладки его, потребляют электричество и сокращают Ленины доходы.
А доходы эти невелики. Зимой, когда туристов мало, а дачников и вовсе нет, Лена еле сводит концы с концами, то есть работает совсем в ноль, без копейки прибыли, зато летом можно чуть поднакопить. Летом население деревень увеличивается, дети и внуки, дачники приезжают, привозят городские денежки. Но по ассортименту видно, как последнее время снижается потребление: все больше дешевых сластей и напитков, качественные продукты из обихода понемногу исчезают, сосиски и колбасы все больше напоминают советские, творожный продукт заменяет натуральный творог, только сметана и молоко еще держатся.
По выходным Лена сама стоит за прилавком — продавщица отдыхает. А больше одного работника Лена держать не может, отчисления и за одного съедают существенную часть небольшой прибыли.
Грузить товар приходится самой, муж приезжает помогать, ну иногда можно попросить кого-то из местных пьяниц, за неучтенные наличные.
Таких, как Лена, оборотистых, трудолюбивых, готовых бороться за свое дело, вокруг не так мало, но условия для них слишком сложные.
Если в чем и преуспела советская власть, так это в насильственном выстраивании однообразного, одинакового для всех образа жизни. Когда-то в беседе с одним весьма квалифицированным социологом мы обсуждали, что на всем протяжении советского пространства от Минска до Петропавловска люди живут одинаково: смотрят одни и те же телепрограммы по телевизорам одной марки, сидят на одинаковых диванах, в одинаковых квартирах, пьют грузинский чай из одинаковых гэдээровских чашек, а на праздник запекают одинаковых венгерских кур и режут один и тот же оливье. А на полках одинаковых румынских или чешских гарнитуров стояли одинаковые собрания сочинений русских классиков.
С тех времен в умах управляющих страной людей осталась уверенность в том, что для успеха и порядка необходимо привести все процессы к единому виду. Распорядиться так, чтобы в каждом месте все следовали единым правилам.
Даже исключения у нас даются так, что становятся новым порядком.
Вот только недавно по нашему району вышло послабление для труднодоступных районов. В них — о, радость! — можно не пользоваться контрольно-кассовыми аппаратами. Администрация потрудилась и опубликовала перечень деревень, где предприниматели могут обходиться без этой техники. Говоря попросту, на уровне области принято решение о том, какие деревни считать труднодоступными. А мне еще пять лет назад в райцентре говорили, что летом ко мне кадастр делать не приедут, поскольку они посуху пытаются добраться до тех, до кого в иное время доехать нельзя.
Добраться нельзя, а налоги, значит, брать — можно?
Желание всех посчитать и всем указать, как им жить и что делать, а также собрать с каждого все запланированные в столичных кабинетах налоги приводит к тому, что предприимчивые люди, готовые было заняться здесь каким-то маленьким полезным делом, либо уезжают, либо разоряются. Либо нарушают закон — привычка так обходить неудобные для человека препятствия давно развилась и укоренилась.
Жизнь проходит в увертывании граждан от контролирующей деятельности муниципальных властей, которые, в сущности, будучи соседями и родственниками граждан, прекрасно знают про всю эту деятельность. Но сами заняты созданием отчетов и протоколов, никак не отражающих то, что происходит вокруг них. Помощь мелкому и среднему бизнесу — обязательная строка в любом перечне мероприятий муниципальной власти, во всех отчетах об этом пишут, но вся система управления устроена так, что выгоден только крупный бизнес. Большие компании способны работать с прибылью и платить приличные налоги. А мелкие предприниматели разоряются.
Та же Лена в прошлом году подписывала обращение владельцев магазинов, проигрывающих в борьбе с сетевыми гигантами, которые вытеснили в небольших городках все маленькие лавочки. «Магниты», «Пятерочки», «Высшие лиги», недавно прорвавшиеся в глубинку, демпингуют, снижают цены, и та маржа, которую они могу себе позволить, разоряет владельцев частных магазинов. А ведь именно они — эти неэффективные собственники — осуществляли важную социальную функцию. Они были рядом, под боком. Они знали каждого. Они отпускали в долг, помогали в трудную минуту. Да и вообще — они были особенными.
Лена, например, заметив, что ее постоянная покупательница, одиноко живущая бабушка перестала покупать кофе и конфеты, провела целое расследование и выяснила, что родственники бабушки просто отнимают у нее пенсию под разными предлогами. Тогда именно Лена добилась, чтобы часть пенсии переводили к ней в магазин, а она на эти деньги взялась привозить бабушке все, что та любит.
А не будет Лены и ее магазина — не будет и отношений, не только торговых, но и личных связей между людьми.
В малонаселенных местностях необходимы, хотя и экономически невыгодны небольшие предприятия: лесопилки на три работника, столярные мастерские или просто мужик с трактором, который и дороги чистит, и огороды пашет, и автомобиль из ямы вытащит, когда надо. Именно они, представители «серой экономики», с которой решено состричь последний подшерсток, составляют суть настоящей, гуманной, человеческой жизни. Малозаметный, но базовый гумус национальной культуры. И вот все это разнообразное и невстраиваемое в схемы человеческое разнотравье нещадно выпалывают, подчиняют нормативам и правилам, придуманным чиновниками из министерств и научными центрами, которые заняты только вопросами удобства отчетности.
Власти кажется, что только контролируя каждый чих, она удержит людей от вреда, которых они так и норовят сами себе нанести. Но в реальности чем больше контроля, тем меньше пользы для рядового гражданина.
Из центра кажется, что выбор стоит так — либо дикий капитализм, либо государственный социализм. Но на самом деле в глуши хорошо видно, что жизнь может быть и самоорганизованной. Что если на людей не давить, то они, в общем, не так плохи, как о них думают.
