Цивилизация
Кажется, люди постепенно начинают понимать, что их спасение находится только в их собственных руках. Во всяком случае, впервые за последние годы деятели культуры делают попытки осознанно вступиться за свои права. Восьмого ноября на экстренном совещании в Союзе театральных деятелей прозвучали довольно жесткие слова о необходимости «системных и политических обобщений».
Официальное заявление творческого союза вряд ли будет услышано, и скорей всего, не изменит ничего. Поскольку оно противоречит государственной политике при ее нынешней модели. Но, возможно, это подтолкнет сообщество к мысли о необходимости смены модели.
Председатель СТД Александр Калягин убеждает: «..наша задача провести серьезный анализ законодательства, регулирующего поддержку искусства и контрольный надзор этой самой поддержки. Почему риск выйти за рамки закона существует всегда?» Речь идет о системных проблемах – поводом для чего стали участившиеся аресты и возбуждение уголовных дел против театральных практиков.
Через неделю после театрального Союза выступил Союз музеев, объединяющий более 400 учреждений культуры со всей страны. Это уже зачатки консолидации.
В своем заявлении Союз музеев высказался еще резче: «Считать, что музеи (равно как и театры, библиотеки или филармонии) созданы для «обеспечения исполнения функций Министерства культуры», как это сегодня следует из действующего законодательства, не просто абсурдно, но опасно для общества». Поэтому Союз музеев протестует против «выдавливания музеев в сектор свободного рынка» и требует «существенного обновления государственной культурной политики и закрепления этих изменений в законодательстве Российской Федерации».
Эти заявления бесспорно можно считать политическими, ибо они рассчитаны не на конкретные улучшения, а на серьезную перемену всей устоявшейся бюрократической системы.
Дело не только в изменении конкретных законов, дело в изменении принципов отношения к культуре. Даже сегодня, даже в нашей стране, где вялое бессилие большинства граждан компенсируется истерикой отдельных представителей машины пропаганды, культура требует к себе серьезного отношения, и уж точно становится маркером состояния государства.
Нежелание деятелей культуры входить в рынок необходимо осмыслить, ведь в конце восьмидесятых годов казалось, что рынок – панацея. Что свобода предпринимательства, инициативы, получение, наконец, права частной собственности, обновит страну, даст ей силы и энергию, приведет к процветанию. Но не получились ни свобода, ни рынок, а власть вернулась к прежним своим ценностям – вертикали, диктатуре, контролю и распределению благ.
Культура в этом распределении тоже принимает участие – государство по-прежнему содержит театры, музеи, даже кинопроизводство, что вызывает возмущение со стороны некоторых граждан: дескать, если мы платим за билеты, то зачем отдавать культуре наши налоги, пусть лучше они идут на пенсии, медицину или образование. Кстати, как не всем известно, власть взяла на содержание императорские театры и музеи практически сразу после февральской революции, а вот после наступления НЭПа – финансирование музеев прекратилось. В результате, например, именно в это время многие важные для искусства произведениям были утеряны или уничтожены.
Сегодняшняя культура основана на тиражности, она – массовая по определению, но в ней есть заповедники уникальности: это музеи, это театры, там все единично, не тиражируемо и поэтому особенно ценно.
Можно этим и пренебречь, взрывают же фанатики старинные памятники культуры в Пальмире – хотя они тут же продают их осколки, корысть обычно хорошо сочетается с фанатизмом: из мира, где вещь не имеет ценности, она перемещается туда, где ей знают цену.
Сегодня культура устроена непросто, людям, не имеющим специального образования, неясно, зачем производить то, что нельзя продать – например, эксперимент, который, как считает даже нынешний министр культуры, художник должен осуществлять за свой счет. Зато деньги умеют считать многие, поэтому идея рынка для культуры становится все популярнее. Кино не для всех, выставки для немногих, спектакли на малых сценах – все это разнообразие, необходимое для воспроизводства культурной системы, со стороны кажется лишним.
Но когда учреждения культуры приравняли к другим учреждениям бюджетной сферы, произошла незаметная культурная контрреволюция.
Во-первых, этим шагом акт коммуникации, который составляет смысл современного взаимодействия зрителя и произведения, приравняли к услуге. Что неверно хотя бы потому, что услуга имеет товарную стоимость, а вот посещение, например, театра – не имеет, поскольку никто не может вам гарантировать получение впечатлений, а только доступ в то место, где они производятся.
Во-вторых, таким образом население лишили важной части общих для современного состояния общества социальных завоеваний – не только гарантированного конституцией доступа к потреблению нематериальных ценностей, но права на свободу творчества.
«Тайна творческого акта во всех областях — не только в творчестве культурных ценностей, но и в творческой любви человека к человеку, — есть всегда тайна возникновения новизны в мире, тайна возникновения до сих пор не бывшего», писал Бердяев, не самый революционный мыслитель, и продолжал: «Творческая свобода всегда устремлена к созданию новой жизни, к новым ценностям… Может ли быть «социальный заказ» в искусстве, равно как и в философии? Не убивает ли он творчество? Этот вопрос нельзя рассматривать формально. Внешний социальный заказ, исходящий от государственной власти, конечно, убийственен».
В России уже был период, когда силы реакции запретили свободное творчество, это период вырвал российское искусство из большого мира, обрек его на провинциализм и лишил преемственности.
Сегодня же в государственной культурной политике есть два направления, и неизвестно, которое хуже.
Одни считают, что раз государство содержит культуру, она обязана проводить государственную политику. Вторые уверены, что искусство вообще не обязательно, факультативно, оно лишь часть досуговой индустрии, и поэтому должно кормить себя само.
Неожиданно и то и другое мнение приводит к одному результату – крайней бюрократизации области культуры. Ведь давая деньги на театры или музеи, чиновник совершает нечто, ему противное, он тратит средства на действие неизмеримое, неподконтрольное. Мало того, что результат в искусстве непредсказуем – старались, работали, репетировали, а ничего не получилось. Но даже и с искусством, ранее созданным, все непонятно – начали памятник реставрировать, раскрыли слой, и вдруг обнаружили, что его состояние не соответствует техническому заданию, а смета уже есть и менять ее поздно. Как с этим быть бюрократу, для которого главное – вовремя поданная отчетность?
Еще до нелепого обвинения в краже бюджета, выделенного на создание театрального центра «Платформа», было другое, менее громкое дело по похожему обвинению: дело реставраторов, по которому проходили не творческие люди, а чиновники и предприниматели: замминистра культуры, начальник департамента, директора строительных компаний. Все они признали себя виновными в хищениях, а на вопросы, зачем им, людям состоятельным, уважаемым, нужно было красть у государства, рисковать за не такие уж и большие по их меркам деньги, отвечали таинственно: что-то вроде «черт попутал».
Точный комментарий этому делу дал псковский депутат, правозащитник Лев Шлосберг: «За последние десятилетия самый большой урон сфере реставрации был нанесен — как это ни странно может звучать — законами о государственных и муниципальных закупках». Система « устроена так, что до конца астрономического года любой ценой надо завершить работы, освоить деньги и подписать акты. И вся эта система стала работать против специалистов…. И в такой системе честных людей не осталось вообще. А остались чиновники и заинтересованные лица, которые заранее договариваются, какие будут технические задания, какие будут выделены деньги».
Вот против этой системы и выступают сейчас деятели культуры. «Мы можем ужасаться каждому новому случаю воровства на культуре, но сама система построена так, что в ней можно только воровать. Делать дело невозможно», утверждает Шлосберг.
Необходимость для любого дела переступать закон, развращает, и уже мало кто верит, что настоящий художник скорей доложит свои деньги, чтобы получилось хорошо, чем украдет.
Но сегодня еще и трудно сертифицировать, который художник – настоящий, а который – нет, вот их сколько ходит и каждый в себе уверен, нет единого мнения.
Общество у нас не готово к решению сложных вопросов, но сами деятели культуры уже догадались, что никто не будет стоять на страже их интересов. Первый шаг сделан – требование отменить уродующие и неудобные для творчества законы предъявлено. Эта энергия может уйти в песок, как во многих других случаях, но может и пламя разгореться из этой искры.
Надо понять, что это не шкурнический вопрос, и не корпоративный, свобода нужна не только ради создания художественных произведений, свобода – в сущности –великая и главная цель человечества, служение ей действительно священно, а любые искажения духа свободы – преступны и приводят к трагическим последствиям. Но и сопротивление свободе всегда весьма активно, и сейчас оно кажется крепче, чем прежде.
