Эта земля уже захвачена

Этим летом ехала я на машине из Кинешмы в Нижний Новгород, дорога шла вдоль Волги, через старинные города Юрьевец, Пучеж, по безлюдным российским просторам, когда засеянным полям радуешься как диковинкам. Но — красиво. Леса, перелески, луговые ромашки, лиловые колокольчики, гвоздики: в этом году, несмотря на холодную весну, травы уродились обильно, цветов много. Однако чем ближе к границе Ивановской области, тем чаще вместо ромашек и колокольчиков по обочинам дорог встречались заросли борщевика, которому обильные дожди тоже пошли на пользу: кажется, такого гигантского размера растения еще не достигали. Нижегородская область заросла борщевиком обильно — вдоль дорог другой травы и нет почти.

Борщевик стал приметой современной сельской природы — населению городов с ним только предстоит познакомиться, поскольку растение-мутант уже приноравливается и к городским пространствам.

Ведь выживаемость семян борщевика — 90%, а в каждой розетке этого исполинского цветка от 1200 до 3500 семян, а розеток у одного растения от трех до 10. А пока никакие препятствия не мешают этому растению распространяться всюду, где есть свет и земля.

«Планету захватил борщевик» — если набрать в поисковике эту фразу, то вы тут же получите сотни устрашающих статей о том, что во всем мире идет борьба с этим страшным растением. Это неправда. Борщевик для мира — не проблема, вернее так — борщевик сегодня является лишь симптомом другой проблемы, которая существует только в России и с которой именно мы не умеем бороться.

Сначала коротко о том, откуда он взялся, этот борщевик, и чем он опасен.

В природе есть десятки видов борщевиков, часть из них совсем безобидные, некоторые ядовиты, но существуют в естественных ареалах, где у них есть свои враги. Конкретно же борщевик Сосновского, названный в честь ученого, занимавшегося кавказскими растениями, сознательно приспособлен (районирован) к северным условиям усилиями селекционеров, и в советское время, после войны, официально внедрялся в сельскохозяйственный оборот в качестве кормовой культуры.

Потом выяснилось, что кормить коров им нельзя — качество молока резко снижается. Но борщевик к местным условиям уже прижился и стал потихоньку наращивать свое присутствие.

В 90-е годы его полюбили сажать пасечники — он действительно хороший медонос. В общем, причиной появления борщевика была потребность в интенсификации. А борщевик очень интенсивная культура — дело в том, что он не уживается ни с какими соседями, стремится полностью занять всю имеющуюся площадь, его не повреждают вредители, он прорастает в земле, с которой не сошел снег, а там, где он уже покрыл землю, не растет больше ничего. Появились сведения, что борщевик, который раньше рос только на открытых местах, теперь научился проникать и в леса, и там угрожает эндемикам, то есть разрушает экосистему средней полосы тотально.

Живучесть борщевика Сосновского вошла в культурный обиход, народ даже придумал название для этого феномена — «Месть Сталина», что говорит о специфике отношения к советскому вождю больше, чем все социологические исследования.

Не сразу, но до обывателя дошло, что борщевик реально очень опасен. Его сок вызывает ожоги, причем — и это особая зловредность — ожог возникает не сразу. Дело в том, что соприкасаясь с кожей, сок не щиплет, не жжет, просто снижает ее защиту, после чего достаточно на это место попасть солнечному свету, хоть и спустя сутки, на коже возникает ожоговый пузырь, который с большим трудом заживает. А летом дети срезали трубки борщевика, делали из них дудки, брали в рот, прислоняли к глазам… В общем, никаких ужастиков не нужно.

Итак, мы имеем опасное и очень живучее растение, с бешеной скоростью покрывающее пространство нашей страны. Борщевик, кстати, появился и в Белоруссии, но там есть одно важное обстоятельство, препятствующее его распространению: отсутствие свободной ничейной земли. Колхозы штрафуют, если они не уничтожают заросли. Говорят, лично приезжает Лукашенко и наказывает.

И тут мы переходим к основной причине распространения борщевика по России — земля в нашей стране никому не нужна.

Именно поэтому грядет пандемия борщевика, с которой мы ничего не сможем поделать. Смотрите сами. На уничтожение борщевика в тех масштабах, которые мы уже имеем, то есть при зарастании сотен гектаров ничейных земель — брошенных совхозных полей, отданных в личную собственность, но не востребованных колхозных земель, муниципальных территорий, находящихся в ведении Лесхоза опушек и так далее, — нужны деньги. Борьба заключается в скашивании территорий, заросших борщевиком, или в обработке гербицидами. Скашивание и перепашка дешевле, но менее эффективны. Гербициды дороже, но сложнее для употребления.

Есть исследования и рекомендации, есть расчеты ученых, вкратце — для опрыскивания растений годится любой аналог Раундапа: Глифор, Глисол, Рап, Смерш, Торнадо, Ураган, где есть гербицид на основе глифосата в концентрации 360 г / л.

Это вещество, глифосат, не совсем безвредно, конечно, но в сравнении с борщевиком оно, можно сказать, безобидно. На млекопитающих, птиц и насекомых практически не действует. В водоемы обычно не попадает, а в почве быстро разрушается, у него низкая летучесть, нет запаха. Для обработки одного гектара его нужно максимум 200 л, раствор распыляют в середине июня, когда борщевик еще не вырос и представляет меньше опасности для человека, смочить нужно 70-80% поверхности листьев, и сделать это в сухую погоду. Конечно, сразу удалить борщевик не удастся, но он быстро скукоживается, желтеет и на будущий год возникает в значительно меньших масштабах, так что если в течение двух-трех лет обработку повторять, то он сойдет на нет.

В нашей деревне, например, есть человек, который каждый год в середине июня делает это, и результат есть. Борщевик уничтожен на обочинах и в полях. Но наш сосед занимается только теми местами, у которых нет хозяина, поскольку резонно считает, что на тех огородах или полях, где есть владельцы, есть кому озаботиться борщевиком. Но в этом году заросли борщевика были замечены даже в парке музея-заповедника, увы, в бюджете этого федерального учреждения культуры нет средств на обработку гербицидами музейного фонда (литр гербицида стоит примерно 400 рублей, на гектар нужно 200 литров, плюс работа, опрыскиватели). Директор просит волонтеров — никаких иных мер спасения не знает.

Глава одного муниципального поселения в Череповецкой области признается откровенно: «Мы не можем справиться даже с одной территорией. Раньше мы выкашивали борщевик, делать это нужно по весне, пока он не вырос. В последние два года обрабатываем химикатами два раза в сезон. Но это дорого: 5 га обходятся в 148 тыс. руб. В этом году обработали только 1 га».

В нашем районе начальство предлагает жителям оплачивать бензин, который они затратят на перепашку или выкашивание. Но это щедрое предложение никого не воодушевляет –

жители спокойно живут рядом с плантациями огромных растений в надежде, что все как-нибудь само рассосется.

Ведь ни денег, ни сил на это все равно нет: в Костромской области на один гектар в среднем приходится не более 11 человек на квадратный километр, а на самом деле в сельских районах — по два человека. Разрушенные, вымершие деревни, покрытые борщевиком по самые крыши, медленно скрываются за инопланетным пейзажем.

Пусто, пусто, пусто. Холодно и страшно. Нет людей, нет населенных пунктов, нет дорог, реки завалены буреломом и маловодны, строевые леса вырублены, а поля теперь зарастают даже не ивняком и осинником, а борщевиком.

Чьи это поля? Кому выставить счет? А некому…. В нашем районе большинство полей при советской власти были созданы ради получения кредитов, выдававшихся по программе расширения пахотных земель. Колхоз распахивал поля, сеял что-то, получал кредит, а если не мог расплатиться, то получал новый кредит, и так до бесконечности. После распада планового хозяйства почти все колхозы распались, то есть колхозники получили свою часть земли в личное пользование. Кое-кто сразу отказался от этой земли — рыночной стоимости у нее не было никакой. Кое-кто пытался обрабатывать, разводить скот, но без кредитов и дотаций себестоимость была так высока, что в промышленных масштабах это почти никому не удалось. В нашем районе осталось только три коллективных хозяйства, например, и только одно приносит доход.

Без хозяина стоит земля, миллионы гектаров просто так зарастают борщевиком, выпивающим земные соки опасным растением, но некому с ним бороться.

Я вот одного не пойму — почему из той же Нижегородской области, где заброшенными остаются 54% всех сельхозугодий, молодые люди уезжают добровольцами на Донбасс в надежде «помочь» соседям? Про ситуацию на Донбассе каждый день вещают все центральные телеканалы, а вот про то, что большую часть территорий родины уже оккупировали реальные захватчики, все молчат. Я ни разу не слышала, чтобы программа «Время» начала свое вещание с информации о том, как реально бороться с этой напастью и где взять на нее деньги.

Понятно, что победить борщевик можно только всем миром, что нужна система, что это вопрос национальной безопасности, потому что уничтожить борщевик в одном месте нельзя, семена тут же прилетят из другого. Но столь же ясно, что никакой системы для работы с реальной проблемой ни у чиновников, ни у населения в России нет, что российская земля реально бесхозна и беспризорна.

А знаете, что самое интересное?

Что борщевик Сосновского только в 2012 году исключен из реестра селекционных достижений, допущенных к использованию на территории Российской федерации. И только в 2015 году он внесен в классификатор сорных растений.

При этом, по данным «Россельхозцентра», общая площадь распространения борщевика в России ежегодно увеличивается на 10%.