Цивилизация
Нобелевский комитет по экономике обнаружил редкую близость к жизни, присудив премию 2013 года трем американцам — Роберту Шиллеру, Юджину Фаме и Питеру Хансену. Как застенчиво объясняет комитет — «за эмпирический анализ цен активов». То есть в переводе на общепонятный язык — за умение предсказывать курсы акций на бирже. Полезнейшее, согласитесь, умение! Ведь экономическая жизнь в богатых странах, и особенно в США, вращается сейчас именно вокруг биржевых спекуляций.
Не надо только думать, будто биржевые спекулянты (в знак уважения обычно именуемые «инвесторами»), выбирая, в какие акции вложиться, и в самом деле штудируют труды этих трех почтенных ученых, которые к тому же мало в чем друг с другом согласны.
Скандальный финансовый аналитик Билл Боннер изображает типичную процедуру «инвестирования» так:
«Экспресс Лондон – Париж. В вагон входят двое мужчин. Американцы. — Ого! — восклицает один, просматривая курсы акций. — Ты смотри-ка… Я купил акции этой компании месяц назад. Теперь они подскочили до $47. У меня есть друг, который кое-что о ней знает. Они собираются объявить о слиянии или что-то в этом роде. Курс должен подняться до $75. — А чем эта компания занимается? — Не знаю… компьютеры или что-то в этом роде. — А мне почему не рассказал? Не люблю упускать такие куски…»
Собеседник удачливого инвестора достает телефон. «Ленни? Привет! Ну да, я в поезде, во Франции. Слушай, я хочу, чтобы ты взял для меня акции… Нет, я не знаю, чем они в этой компании занимаются… Мой приятель говорит, что они собираются заявить о чем-то или что-то такое. Они будут расти. Купи мне 20 акций…»
«То, чем они занимались, не было инвестированием, — меланхолически замечает Боннер. — Они вели себя как бабуины на приеме в Букингемском дворце. Смеялись. Играли. Богатели. Никакого представления о правилах. Полное неведение относительно рисков. Для такого рода игры с акциями лучше не иметь знаний, а тем более мудрости. Для такого рода спекуляций лучше быть практически невежественным и совершенно безответственным. И благодаря полному невежеству они выигрывали…»
Выигрывают, конечно, не все и не всегда. Но невероятная раздутость финансового сектора в сегодняшних рыночных экономиках, а равно и легкость, с которой в этом секторе сколачиваются сказочные состояния, просто бьет в глаза.
Финансовый сектор, как сеятель вопиющего неравенства, несправедливости и некомпетентности, клеймят и леваки-социалисты, и консерваторы-либертарианцы.
Не надо быть нобелевским лауреатом, чтобы прочувствовать всю странность поведения акций на биржах. Коэффициент P/E (отношение капитализации, т.е. суммарной стоимости акций, к прибылям компаний) для акций, входящих в индекс S&P 500, год за годом растет и сейчас приближается к 20. На дивиденды может быть израсходована только часть прибыли. Иными словами, купив среднестатистическую акцию, вы должны рассчитывать на дивиденды заведомо меньше одной двадцатой ее цены, т.е. ниже 5% годовых. Причем в большинстве случаев гораздо ниже. Человеку с психологией нормального инвестора, который вложит свои деньги в некую фирму, а потом будет ждать от нее солидного дохода, тут делать нечего. Фондовый рынок — площадка для спекулянтов, которым плевать на дивиденды. Они ловят подходящий момент, чтобы нажиться на перепродаже акций, цены на которые скачут туда-сюда.
Еще диковиннее дело обстоит с акциями супермодных и сверхсовременных компаний. Акция крупнейшего в мире интернет-магазина Amazon стоит сейчас больше $300 против примерно $10 лет тринадцать назад. При этом Amazon почти всегда сводит свой баланс практически без прибыли (точнее, тратит прибыль на расширение бизнеса), и ждать от него реальных дивидендов никак не приходится. Приобретатели его акций либо собираются их вскоре продать, рассчитывая нажиться на их стабильно растущей цене, либо придерживают их, ошибочно планируя, что этот актив будет дорожать всегда и со временем превратится в настоящий кладезь.
Но у Amazon за плечами хотя бы долгая история роста. В последний раз его акции по-настоящему грохнулись достаточно давно, в 2000-м, когда обрушился весь рынок высокотехнологичных компаний. Популярность акций Facebook еще более загадочна. Капитализация Facebook колеблется около $100 млрд, а ежегодные прибыли измеряются лишь сотнями миллионов. Видов на дивиденды тоже нет, но у этого сравнительно молодого актива нет даже и длительной истории биржевого успеха.
Что, кроме моды, заставляет «инвесторов» ломиться в подобные фирмы со своими деньгами? Логика спекулянта-рвача, ставящего на скорую перепродажу, хотя бы понятна. Действия прочих членов спекулятивного сообщества, собирающихся эти акции сколько-то времени придерживать, подкрепляются не только стадным инстинктом, но и определенным знанием жизни.
Уже много лет центробанки всех стран во главе с Федеральной резервной системой США накачивают мировую экономику деньгами. Когда-то в виде дешевых кредитов, а сейчас уже и просто с помощью печатного станка. Сначала ради подстегивания роста, потом ради борьбы с кризисом, а теперь ради выхода из стагнации. Политики-правоцентристы настаивают на этом, полагая, что дешевые деньги подтолкнут вперед частный сектор. Политики-левоцентристы верят, что дорогостоящее государство, щедро снабженное финансами, накормит и согреет неимущих.
А на практике все эти триллионы свежеиспеченных условных единиц перетекают на биржи, вздувают индексы и укрепляют в душах спекулянтов веру, что их процветание будет вечным.
Очередной жест, обращенный к широким спекулятивным массам, — предстоящее назначение Джанет Йеллен главой ФРС взамен Бена Бернанке. Считается, что Йеллен еще щедрее на деньги, чем ее предшественник. Доллары, которые Бернанке печатал, перебарывая стыд, Йеллен будет фабриковать и раздавать с радостью и от всего сердца. Акции бесприбыльных компаний, пожалуй, еще неплохо подрастут, перед тем как грохнуться.
Вершители мировых экономических судеб так и не смогли преодолеть первородный грех неолиберализма. Тридцать лет назад, взяв штурвал в свои руки, неолибералы попытались поженить экономическую свободу с ростом бюрократических импровизаций над финансовыми системами. Освобождая бизнес от чиновного контроля, урезая социальные гарантии и снимая препятствия для роста доходов, они сочли, что все это надо уравновесить искусственной легкодоступностью денег, фабрикуемых бюрократиями центробанков. Предполагалось, что эти доступные деньги обеспечат такой мощный экономический подъем, который не только осчастливит богатых, но и приобщит часть вчерашних бедных к деловому процветанию, а остальным компенсирует потери, понесенные от ужатия государственной благотворительности.
Получилось иначе. «…Богатые становились богаче. Они реализовывали свои сверхдоходы, скупая собственность и ценные бумаги. Под влиянием ослабления взаимопомощи, махрового индивидуализма, попиравшего любовь, долг и жертвенность, расцвел культ эгоизма… Когда стремление к равенству утратило свою привлекательность, один из высокопоставленных либералов провозгласил: «Высовывающиеся, все больше высовывающихся — вот что нужно этой стране»…»
Не думайте только, что «эта страна» — Россия. Так изобразил переход Австралии к принципам неолиберализма мельбурнский историк Стюарт Макинтайр.
Смесь хозяйственной свободы с утонченным бюрократическим диктатом привела после нескольких десятилетий экономического подъема, отягченного моральными потерями, к нынешнему почти полному прекращению роста богатых экономик на фоне морального ущерба, растущего ускоренными темпами. Хорошо нынче только спекулянтам, от мелких жучков и до гигантских финансовых учреждений.
Нам, россиянам, помнящим старый режим, слово «спекуляция» очень знакомо. Со спекуляцией и со спекулянтами советская власть безуспешно боролась от первого своего и до последнего часа.
Спекулянты редко оказывались высоконравственными людьми, но виновниками явления были не они, а режим. При тогдашних фиксированных ценах денежная масса, создаваемая властями, всегда была больше, чем масса товарная. Из чего с неизбежностью вытекали дефицит и торговля из-под полы популярными товарами по несуразно вздутым ценам.
Сегодняшний спекулятивный ажиотаж на биржах — явление близкородственное. Сфабрикованная финансовыми властями денежная масса тоже несуразно велика и тоже вздувает цены. Только не на популярные товары, а на акции популярных фирм.
Советская экономика зашла в тупик и обвалилась, после чего цены на товары стали свободными, и спекуляция советского образца превратилась в воспоминание. Неолиберальная экономика, вместе со всеми своими недавними кейнсианскими дополнениями, сейчас тоже идет в тупик. Дальнейших вариантов несколько. Один из них — превращение денег в товар, который не фабрикуется искусственно печатным станком и цена которого, т.е. кредитная ставка, определяется рынком, а не бюрократами от финансов. В этом случае биржевые спекуляции станут таким же милым воспоминанием, как и советские спекуляции женскими сапожками.
Возможны, однако, и совершенно другие повороты событий. Но всем им будет предшествовать финансовый крах, к которому слепо идут сейчас продвинутые экономики — и в конце концов дойдут.
Когда именно? Между прочим, один из новоиспеченных нобелиатов, Роберт Шиллер, как раз входит в число тех, кто «предсказал кризис 2008 года». Это постоянно растущее сообщество провидцев разделено на два отряда, один из которых — банальные ловкачи, задним числом приписывающие себе то, чего на самом деле вовсе и не предвидели. Но Шиллер принадлежит к другому, гораздо более почтенному подразделению — тех, кто из года в год предсказывает, что дела пойдут плохо, и поэтому рано или поздно оказывается прав.
Он и сейчас говорит, что ценовые пузыри снова надуваются и атмосфера на биржах ему не по душе. Если финансисты из Нобелевского комитета дали за это премию, значит, они тоже что-то предчувствуют. Идея, овладевшая массами, становится, как известно, материальной силой. А идея, понемногу овладевающая массами знающих людей, станет таковой в исторически короткий срок.
