Цивилизация
Москва Лужкова была патриархальным русским городком, эстетически тяготеющим к туретчине и азиатчине. Но безвкусица, чудовищное неудобство города и лихорадочная активность мэрии, связанная преимущественно с торговым девелопментом и продажей квартир, компенсировались равнодушием властей непосредственно к жителям. Жители чувствовали себя в этом хаосе относительно свободно. Худо-бедно приспособились. Между москвичами и Лужковым возникло нечто вроде зоны отчуждения (в нормальной ситуации возник бы общественный договор) — мы знали, что он превратил город в свою вотчину, но и нас, черных людишек, он не особенно бил и обирал. Образ градоначальника — строителя Московской кольцевой и Третьего транспортного кольца, окруженного пчелами и медом, в кепке (округлой формы), плотного телосложения тоже вписывался в традиционную эстетику Москвы — купеческо-боярскую, кольцевую-бульварную, посконно-хаотическую. Юрий Михайлович был московский барин, своенравный, как старик Фамусов, и ловкий, как председатель передового колхоза. А советское барство рождает иронию или подхалимаж, но не ненависть.
И вот все кончилось — медовой ярмарки краски и пляски на Тверской. Володеть и править Москвой призваны варяг Сергей Собянин и команда эффективных менеджеров. Первым делом они заморозили строительство в Москве, пообещали решить проблему пробок, затем взяли паузу на обдумывание и ревизию городского хозяйства. Жители расслабились (в какой-то момент показалось, что ничего страшного и нового не будет происходить), потеряли след, забыли правило хорошей семейной жизни, согласно которому каждая новая жена будет хуже предыдущей, даже если первая была совсем нестерпима.
И начальство не просто явило план действий, но начало реализовывать его в олимпийском темпе. План этот весь из прямых линий, углов и вертикалей, которые в итоге составляются в геометрическую фигуру, враждебную и чуждую привычным округлостям московской жизни. Начальство непосредственно занялось улучшением жизни горожан, немедленно превратив ее в ад.
Началось летом, с плитки. Тротуарная плитка, как вы знаете, представляет собой прямоугольник, утопленный в городскую пыль и грязь дешевыми неквалифицированными руками строителей-мигрантов. Зиму эту покрытие пережило плохо, выщербилось повсеместно, и каждый прохожий имеет шансы угодить каблуком или мыском в дыру и сломать себе ноги. Зимой в дело пошли квадраты — гранитные ломти, которыми мостят пешеходные зоны в Москве. Плиты выпирают из московских мостовых, не слушаются начальственного приказа — лежать и тихо! Но это не останавливает менеджеров. Даже гранитный лоскут в итоге лезет в предназначенное ему место, если забить его поленом, а жителей и забивать не надо — они и так не протестуют.
Добронравие и терпеливость москвичей достойны похвалы и подражания. Со стороны, из провинции, кажется, что мы злы, нахальны и требовательны. Нет и близко такого. Эффективные менеджеры Сергея Собянина вошли в город, как нож в масло, не встречая сопротивления мягких, словно купеческие дочки на выданье, москвичей.
Заместитель мэра и глава столичного департамента транспорта Максим Ликсутов разработал систему эффективных парковок, избавляющих город от машин местных жителей. Казалось бы, парковка должна облегчать жизнь автомобилистам и помочь властям навести порядок. Возможно, так обстоит дело в Лондоне и Париже, где паркоматы умеют читать банковские карты и принимать наличность. Но не в Москве, для которой г-н Ликсутов придумал такую систему оплаты, которой могут воспользоваться далеко не все обладатели мобильных телефонов (не каждый тариф позволяет СМС-платеж). Любой также может убедиться, ткнув в парковочную карту Москвы: парковочные карты продаются только в центре, в нескольких киосках, в крайнем случае в пределах Третьего транспортного кольца. Жители окраин, которые и едут на машине в центр, системой не учитываются. Они ей и не интересны. Но мы понимаем: город придуман для удобства обитателей центра и зеленых коттеджных районов — и не возражаем.
Для быстроты перемещения этой категории москвичей туда-сюда начальство придумало реконструировать вылетные магистрали. И практически все одновременно.
Магистрали надо расширить, скорость движения надо увеличить, надо дать возможность автобусам разворачиваться под эстакадами (пустить их по длинному маршруту, без разворотов, было бы дешевле, но эффективность ничто без грандиозных затрат). Активисты протестуют, устраивают митинги, возражают на публичных слушаниях (самые непокорные живут вдоль Ленинского и Вернадского проспектов), но против них направлена идеальная машина пропаганды. Менеджеры работают жестко и профессионально. Что можно сделать? Разумеется, ничего. У жителей города нет ни единого рычага воздействия на власть.
Странно, что Лужков так долго разменивался на популизм. Новое поколение руководителей догадалось, что к цели можно идти прямым и коротким путем — железной рукой насаждая цивилизационный декор, без сантиментов и заигрывания с электоратом. С природой пожирающего все вокруг мегаполиса менеджеры ничего не могут и не собираются делать. Они свято верят в силу пиара, опираются на мнение международных гуру от урбанистики, привлекают к сотрудничеству креативный класс. И даже более того, для креативного класса придумали выделить целый кусок города — в районе Парка культуры. Публикации рисуют нам идиллию в европейском духе: катание на коньках, прогулки вдоль реки, огромная пешеходная зона чуть не до Третьяковской галереи, «смотровые велоплощадки», «заросли пряных трав», «волнообразные лавочки» и «типовые кафе в форме капли». Второй такой оазис — Бульварное кольцо, для которого разработали целую рекреационную концепцию: там будут висеть абажуры и стоять «утепленные убежища» с мини-библиотеками, вайфаем и кофемашинами».
Горожанин, оторванный от творческих устремлений начальства, узнает об инновациях почти случайно и вздрагивает от ужаса, понимая, что никто ему не объяснил, как он будет жить в новом городе и куда девать старые привычки и планы. Но, видимо, из города ему нужно убираться.
Пешеходный маршрут в центре, от Пушкинской площади до Красной, выключает из будничной жизни Тверскую, Никольскую, Охотный Ряд и Театральный проезд. Можно там будет ездить или нет? Никто не знает. Следом идет Большая Дмитровка. Означает ли это, что она тоже станет непроезжей? Вопрос. Обещают музейные кварталы, куда войдут Пятницкая, Лаврушинский переулок, Кадашевская набережная. То есть проехать, видимо, будет нельзя. Выяснилось еще, что перекроют Крымскую набережную. Известно и имя инноватора. Придумал такой вариант художник Дмитрий Ликин. Почему он, кто это обсуждал, кто это решил? А начальство и решило, однажды вспомнив, что есть и такая идея. И бросилось реализовывать в срочном порядке, по принципу, который сам же Ликин прекрасно сформулировал: «Взял мяч — фигачь».
Позиция начальства понятна — оно лучше знает, как осчастливить своих подданных. Не спрашивать же у них самих, что они хотели бы видеть в своем городе? Город никогда и не был нашим, он отчужден властью, как поле для расфигачивания административным мячом. Поэтому с точки зрения рядового горожанина ленивый, округлившийся на государственном пайке, лоснящийся от самодовольства начальник, насытившийся за десятилетия и славой, и деньгами, намного предпочтительнее поджарых эффективных менеджеров, от инициатив которых только успевай уворачиваться.
Хотя каждый раз при смене начальства этот глупый горожанин надеется, что инновации означают простое — что его на этот раз тоже спросят. И что, спросив, сделают так, как ему удобнее. «Как в Европе», с велодорожками и вайфаем — это вроде означает, что город подстраивается под людей, их мнения и нужды. Но новое поколение сити-менеджеров имеет только современный интерфейс в виде иностранных дипломов, хард-диск у него все тот же — авторитаризм. И совершенно не важно, что именно они насаждают железной рукой — картошку или велодорожки.
Мы как-то сцепились на тему городских реформ в «Фейсбуке», и кто-то спросил — а почему вы против всех нововведений, есть же и хорошие. Действительно, я против всех нововведений, хотя есть и хорошие. Даже если эффективные менеджеры посадят у меня под окном вишнёвый сад, я буду против. Может, мне надо яблоневый. Может, у меня на лопахиных аллергия. В конце концов, это только наш вишнёвый сад!
